С принесением присяги на верноподданство Речи Посполитой, владыка Виктор, оставаясь архиереем Русской Православной Церкви и русским подданным, теперь фактически имел законное право на исполнение своих архипастырских обязанностей в пределах чужого государства. Из Тульчина он вернулся в Киев. Вступив, наконец, во все свои права, он намеревался объехать свою епархию. Но отправляться в дорогу в июне, июле, – в самую страдную пору, – было не вполне удобно. Нужно было переждать лето. Ехать на месяц в Слуцк, а потом снова возвращаться в Киев, на Украину, не имело смысла. К тому же управлять из Киева Украинской частью епархии было гораздо удобнее, нежели из Слуцка и владыка Виктор, поэтому до времени остался в Киеве(1).

Здесь он вновь занялся работой по выделению из киевской консистории дел, относящихся к приходам его епархии, которую не успел окончить в 1785 году(2). Он разыскивал подлинные документы на православные монастыри, лишившиеся своих имений, а также на монастыри, отобранные униатами, бывшие прежде православными(3). Здесь в Киеве Садковский снова подыскивал «людей» для своей епархии(4), хлопотал о получении денег из «кошельковой суммы» на починку своих монастырей(5), занимался приемом и отправкой в Слуцк церковных вещей(6), выданных ему по распоряжению императрицы из упраздненных монастырей Киевской епархии. Не оставлял владыка и текущих епархиальных дел, его распоряжения поступали в места не только близ лежащей Украины, но и далекого пинского Полесья(7).

С окончанием страдной поры, Преосвященный стал собираться в предположенное путешествие. 1 сентября он переправился против Переяславля, через Днепр в пределы Речи Посполитой. Первое что он увидел, вступив на землю польской Украины было жалкое зрелище разоренного православного Терехтемировского монастыря. Несколько лет в нем уже размещалась польская таможня. Все монастырские строения были заняты польскими чиновниками, а изгнанный бывший настоятель монастыря, верный своей обители, ютился неподалеку, с одним монахом и одним послушником, живя «под горою, в пещере». Бегло осмотрев затем монастыри: Ржыщевский, Корсунский, Мошногорский, Медведовский, Мотренинский, Жаботинский, Ирденский и Лебеденские, владыка Виктор заболел горячкой и слег на целый месяц в постель в местечке Ольшаной(8). Немного оправившись, он перебрался в Богуславский монастырь, но снова серьезно занемог и уже слег на несколько месяцев(9). Сначала к нему вернулась горячка, потом появилась болезнь ног, так что он даже не мог передвигаться без посторонней помощи, а после всего этого, не вполне оправившись от прежних недугов, он заболел глазами сначала одним, потом и обоими. Летом владыка несколько поздоровел и, все еще слабый, переехал в Жаботинский Онуфриевский монастырь, где оставался до середины сентября.

Тем не менее, непредвиденная задержка в монастырях позволила Преосвященному более углубленно и внимательно ознакомиться с делами окружающей местности, которые он старался по мере сил приводить в порядок. В марте 1788 года владыка писал с Украины: «Болезнь задержала меня, а то, может быть, я бы приехал в Слуцк к Рождеству, но тогда остались бы для меня скрытыми те предательские воровства и мошенничества, которые теперь открылись. Бог знает, что делает, и я теперь вижу, что мое здесь пребывание для злочинцев – великий бич, а людям добрым, невинно страждущим облегчение и оживление» (10).

Кроме мучительной болезни это путешествие доставило владыке Виктору не мало и нравственных страданий. Тяжело было архипастырю видеть отсутствие всякого порядка и расстройство и в этой, лучшей и надежнейшей части епархии. Все те непорядки и нравственный упадок в среде православного духовенства, которые он замечал и прежде, теперь обнажились пред ним во всей своей неприглядности. Действительно в среде белого духовенства нередко можно было встретить следы изворотливости, притворства и самоуправства, что, впрочем, было скорее результатом тех исторических условий, в которых православным долгое время приходилось бороться за свое выживание, нежели плодом сознательных злоумышлений.

Не в лучшем свете открылась Преосвященному и деятельность так называемых духовных правлений. Владыка обнаружил в них немало злоупотреблений со стороны управляющих ими протопопов. «Православное сего края священство, – писал он, – быв в одном почти протопопов наблюдении, пришло в такое неустройство, что поправление оного требовало моего здесь немаловременного бытия» (11).

Неутешительной была картина и в монашеской среде. В чигиринских, черкасских и смелянских лесах обитала огромная масса бродяжных монахов. Держа при себе женщин, они производили в народе большой соблазн. Среди этих «лесных монахов» было много людей пришлых, подозрительных и не благонадежных. Также массы монахов и монахинь из Валахии, беспорядочно бродили по Украине, собирая милостыню. Своим поведением они вызывали осуждение среди православного населения, но, имея при себе рекомендательные листы от валахских господарей, они не подчинялись распоряжениям местного духовного начальства. Владыка прекрасно понимал, какой вред несут эти «монахи», подавая своим образом жизни лишь повод для упреков, нареканий и ненужных подозрений в адрес православных со стороны их врагов. Еще в апреле он просил в письме к князю Понятовскому «предписать всем управляющим его имениями, чтобы они ловили бродяжных монахов и, если монастыри не приймут их, то чтобы снимали с них монашескую одежду, брили им бороды, стригли им волосы и обращали в холопство. Не нужно при этом бояться какихлибо неприятных последствий; я прошу об этом, как пастырь, как обыватель страны, уже уполномоченный на исполнение своих обязанностей привилегиею пресветлейшаго короля, милостивейшаго нашего государя. Нужно еще и то иметь в виду, что между бродячими монахами больше всего бывает иноземцев из Валахии и других стран; могут под иноческою одеждою скрываться гайдамаки, а этот сброд как можно строже нужно преследовать» (12).

Продолжительная болезнь совершенно изменила первоначальные планы Преосвященного, и он вернулся в Слуцк лишь в начале октября 1788 года. Утомленного годичным путешествием и не совсем еще оправившегося от тяжелого недуга владыку Виктора здесь в Слуцке, где, казалось, можно было бы немного перевести дух, встретило чрезвычайно неприятное дело. Консисторский секретарь Сухозанет, определенный в свое время по настойчивому ходатайству самого же владыки на эту должность и награжденный чином(13), оказался уличенным в самоуправстве, дерзости и других дурных поступках, чем доставил Преосвященному немалое огорчение(14).

Несмотря на многие трудности, деятельность Преосвященного Виктора, все же приносила свои реальные плоды. Православие в его епархии начало оживляться и возрастать. Число православных священников заметно увеличивалось и те приходы, которые, давно не имея своих пастырей, казались уже замершими, оживлялись. Пробуждалось стремление к возврату в православие и среди тех приходов, которые, вследствие совращения своих православных священников, считались уже принадлежащими унии. Благодаря деятельности Садковского в Киевском и Брацлавском воеводствах, в православие перешло 193 униатских прихода(15). Бывшие безлюдные монастыри наполнялись монахами, вызываемыми из соседних епархий(16). Отстраивались новые храмы вместо разрушившихся или погоревших. Старые церкви и монастыри чинились и запасались добротной утварью. При назначении владыки Виктора в епархию, православных церквей в Речи Посполитой насчитывалось менее сотни, а теперь их число приближалось к тремстам. Предпринимались меры против бродяжничества иноков, а монастырская жизнь приобретала более стройный и организованный характер. Слуцк делался достойным местом пребывания архиерея. В нем все выше и выше поднимался купол отстраивающегося кафедрального собора(17). Священнослужащие с архиереем священники, были облечены в золотые и серебряные ризы – дар императрицы. Торжественно пел за богослужением архиерейский хор(18).

«Гучно» гудели привезенные из Киева колокола(19).

Не забывал владыка вдов и сирот умерших священнослужителей, которые, при обычае народа избирать себе священников, часто оставались без всякой помощи. Он покровительствовал обычаю пристраивать дочерей умерших священников, выдачей их замуж за кандидатов, ищущих священническое место. Кроме того, заботился о заведении училищ для образования сыновей священнослужителей, чтобы этим спасти их от закрепощения и приготовить к поступлению в Слуцкую семинарию(20).

По благословению Преосвященного Виктора Смилянский протопоп Лука Романовский открыл в самом начале 1788 года в местечке Ольшаной духовное училище. Владыка, находившийся в это время в Богуславском монастыре, сделал распоряжение заготовить для него в Киеве учебные книги. Для училища была составлена особая программа, утверждая которую, владыка Виктор прибавил новый параграф, касающийся благовоспитанности учеников и приучения их соблюдению правил – «как иметь обращение между собой и в публиках»: как сидеть за столом, как держать ложку, вилку, нож и т.п. Оповещая украинское духовенство об открытии Ольшанского училища, Преосвященный предписал им заводить в каждой протопопии подобные школы, или же доставлять своих детей в Ольшану(21).

Однако такое оживление и подъем православия в стране, где отношение к нему со стороны официальных католических верхов было откровенно враждебным, естественно возбуждало у сторонников последнего сильную тревогу. Деятельность Преосвященного Виктора, какой бы миролюбивой и доброжелательной по отношению к католикам и униатам она не была, не могла не вызывать в их среде крайней неприязни и раздражения. Православие всегда было для Речи Посполитой объектом тревог, ненависти, беспокойства и самых отчаянных подозрений. И теперь, когда политическое состояние внутри и во вне государства было шатким и неспокойным, православие представлялось полякам мрачной угрожающей силой(22).

Политические события последних двух лет сильно тревожили правительство Речи Посполитой. Путешествие императрицы Екатерины к самой границе польских владений вызвало слух, что к России скоро отойдет вся Украина, как отошла к ней уже часть Белоруссии. Опасения эти усилились еще больше с началом в 1787 году войны России с Турцией.

Для сокращения пути к театру военных действий Россия проводила свои войска через территорию Речи Посполитой и провозила для действующей армии всевозможные припасы. Для прокормления своей армии русское правительство закупало провиант в Речи Посполитой, устраивало здесь свои склады, оставляя для их охраны специальные отряды. В результате весь юго-восток Речи Посполитой был наполнен русскими солдатами, погонщиками, купцами, которые вступали в те или иные отношения с местным населением(23). С давних пор в Речь Посполитую приходило множество выходцев из России с чисто коммерческими целями, занимающихся мелочной торговлей. Торговцы эти назывались здесь маркитантами(24)и пилипонами. Однако теперь наплыв на Украину русских маркитантов, вращавшихся среди народа и униатского духовенства, усиливающиеся слухи о сговоре короля с императрицей вызвали у правящих кругов Речи Посполитой тревожные подозрения, о якобы готовящемся там народном восстании(25). Правительство, проводившее прокатолическую конфессиональную политику, естественно усматривало для себя великую опасность в наличии в государстве православно-русского элемента. Взбудораженное воображение рисовало мрачные картины народного заговора и кровавой резни. И хотя на Украине ничего подобного не происходило, шляхта и магнаты упорно возбуждали в своем сознании призрачную химеру народного бунта и повсюду нагнетали истерию страха.

С самого возвращения Преосвященного Виктора в Слуцк над ним стали сгущаться тучи. В среде польской знати не могли поверить, чтобы русский православный епископ не был орудием русского правительства в подготовке воображаемого ими бунта(26). Поездке Преосвященного Виктора по Украине приписывали намерение «сделать бунт и вырезать всех католиков». Измышляли будто бы он во время ее «всем своим монахам и попам приказал присягать на верность императрице российской, а попы от черни взяли присягу и на истребление ляхов, т.е. шляхетства» (27). Живущие по лесам и бродячие монахи, бывшие объектом недовольства и самого Преосвященного Виктора, превратились теперь в глазах правительства в его сообщников, сеющих в народе зловещие плевелы бунта. Распространился слух, что задержали несколько десятков «пилипонских повозок», провозивших бочки, наполненные ножами. Ножи эти странной формы будто бы снабжены страшными зубцами и крючьями для причинения ужасных страданий. В Варшаве образцы этих ножей вырезали из бумаги и рассылали по всему городу. При виде их «дамы падали в обморок, мужчины же искали утешение в венгерском» (28).

6 октября 1788 года в Варшаве открылся обычный сейм, переименованный вскоре в чрезвычайный или конфедератский, именуемый так же в истории «четырехлетним»(29). На сейме был объявлен разрыв с Россией; назначена особая военная комиссия для расследования и подавления подготавливаемого бунта; во все города и селения Речи Посполитой были посланы строгие приказы разыскивать «русских бунтовщиков» и устроенные ими склады оружия. Главное внимание сейма было обращено на Переяславского епископа Виктора (Садковского) (30).

Как только Преосвященный Виктор вернулся в Слуцк, за ним было установлено постоянное наблюдение. Власти намеревались арестовать его и искали к тому удобного случая или повода. Не раз ему было рекомендовано, ввиду имеющихся о нем слухах, написать оправдательное письмо к Радзивиллу, или выехать в Варшаву для объяснения. Но владыка Виктор, будучи чист душой, не считал нужным оправдывать себя в том, что не имело никаких оснований, а когда представители слуцких верхов явились к нему с поздравлениями в первый день Пасхи, он сделал им выговор за возводимую на него клевету(31).

Однако, как ни старался Преосвященный Виктор, сколько можно более осторожно действовать с позиции принесенной им ранее присяги, в церковной жизни его епархии, тем не менее, происходили события, которые только усиливали подозрения правительства о воображаемой им «русской» угрозе. С началом войны России со Швецией (1788 г.) по распоряжению Святейшего Синода в церквях епархии Преосвященного Виктора был распространен манифест с призывом возносить за богослужением молитвы об успехе русского оружия. Естественно, антироссийская партия придала этому политическую окраску и не замедлила забить тревогу. У правительства Екатерины II возникли трения с Варшавой, но дело кое-как было улажено. В конце декабря владыка Виктор получил из Синода указ о совершении молебнов по случаю взятия русскими войсками Очакова. Еще ранее Синод прислал указы о совершении литургии и молебна в связи с рождением в России Великой княжны. Теперь же власти обратили внимание на то, что по всем церквям Преосвященный Виктор разослал присланные из Синода «сокращенные катехизисы», в которых находилась священническая присяга на верноподданство русской императрице(32).

Варшавский сейм, крайне озабоченный «опасной» деятельностью Садковского, поручил князю Радзивиллу, владельцу Слуцка, собрать подробные сведения о подготовке восстания в этом городе, как главном месте пребывания русского архиерея. Не смотря на то, что слуцкий комендант Поппиний доносил в Варшаву, что «никакого подозрения на епископа и духовенство не имеет», Радзивилл приказал провести новое расследование. Тогда капитан надворных радзивилловских войск Дружаловский предоставил сейму лживый рапорт о якобы действительно имеющихся фактах подготовки народного выступления. 21 апреля 1789 года сейм определил арестовать Переяславского епископа Виктора (Садковского) и доставить его для объяснений в Варшаву. Однако в действительности приказ об аресте Преосвященного Виктора тайно был уже дан намного раньше и сам арест его произошел за несколько дней до официального постановления сейма(33).

17 апреля в Слуцк прибыл генерал-адъютант радзивилловских войск Мацкевич, с тайным поручением арестовать православного архиерея. Через несколько часов после приезда он имел встречу с Преосвященным Виктором, во время которой допытывался, не согласится ли он ехать в Варшаву, если кто будет ему рекомендовать. На это владыка ответил: «Разве бы Святейший Синод или российский посланник велели бы, а так нет» (34). Не решившись производить арест Преосвященного в кафедре, считавшейся по закону неприкосновенной, Мацкевич удалился.

Владыка Виктор не придал значения случившемуся разговору и в тот же день, ввиду недомогания, выехал для отдыха в Грозовский монастырь, находившийся в 30 верстах от Слуцка. Узнав об этом, Мацкевич немедленно отправил за ним вслед отряд из конных и пеших солдат с приказом арестовать Слуцкого епископа. Однако владыка успел въехать в Грозовскую обитель, оказавшись, таким образом, в безопасности. На следующий день в монастырь приехал, обеспокоенный за владыку, кафедральный наместник игумен Киприан (Островский). Уведомленный об угрозе нависшей над Преосвященным он советовал ему оставаться в Грозовском монастыре, откуда можно было бы управлять и делами епархии, но владыка не веря, что кто-то осмелится на его арест, в тот же день решил возвратиться в кафедру.

По дороге в Слуцк, в верстах четырех от Грозова, Преосвященный и его небольшая свита внезапно были окружены выступившим из засады вооруженным отрядом. Позволив проехать еще некоторое расстояние, военные, недалеко от села Баславцев, куда собралось десятка полтора шляхтичей, и было согнано множество вооруженных «цепами, косами и дубинами» крестьян, завернули экипажи Преосвященного во двор загородного домика одного шляхтича. Задержанных пригласили в дом и там владыке дали понять, что он арестован. «Таковым насильством Преосвященный будучи огорчен, крепко заплакал, а смотря на него, и мы все начали неутешно плакать, и некоторые из шляхтичей, особенно хозяйка дому довольно слезила, и в то время познали, что у Преосвященного воля отнята», – вспоминал впоследствии свидетель описываемых событий игумен Киприан(35). Все сопровождавшие владыку Виктора были свободны, однако отец Киприан, дворецкий Алексей Чернявский и канцелярист Павел Барышевский по просьбе владыки добровольно согласились остаться с ним в эту трудную минуту.

К вечеру следующего дня арестованных привезли в Несвиж. Горожане, уведомленные о прибытии к ним православного епископа и, не веря слухам о его аресте, во множестве вышли на улицы встречать его с почтением.

Иначе встречала Преосвященного княгиня Радзивилл, вдова Иеронима Радзивилла. Она выехала версты за две от города в сопровождении кавалькады молодых господ. Некоторые из них дерзко бранили и осыпали насмешками архиерея. Но, не смотря на то, владыка Виктор вышел из кареты приветствовать княгиню и благодарил ее за оказанное ему внимание(36). В Несвиже плененных доставили в радзивилловский замок, где под караулом они были оставлены дожидаться дальнейших о них распоряжений.

Еще на пути в Несвиж Преосвященный отправил в Слуцк своего дворецкого, чтобы тот доставил арестованным одежду, белье, деньги необходимые на дорогу; и как думал владыка, что в Варшаве ему нужно будет давать письменные объяснения, велел приехать вместе с ним и консисторскому писарю священнику Стефану Скуловскому. Через несколько дней указанные лица, а также архиерейский келейник Лука Копыстенский прибыли в Несвиж и вместе с остальными были заключены под арест в замке(37).

Через три дня после ареста Преосвященного люди Мацкевича забрали с кафедры весь его архив для представления в Варшаву(38).

Во время пребывания владыки Виктора в Несвиже власти принудили его написать окружное послание к православному духовенству и народу с призывом возносить молитвы о здоровье короля, о благоденствии Речи Посполитой и благополучном окончании сейма. В послании народ призывался быть верным королю и помещикам, не злоумышлять и не бунтовать против них, как власти Богом поставленной. В нем говорилось, что никто из духовенства, под страхом вечного осуждения, не смеет возбуждать народ против государства и своих владельцев, или побуждать кого к «некоей присяге». Все духовенство и светские лица должны быть верны никому другому, как только Речи Посполитой, королю и шляхте.

Послание было подписано Преосвященным Виктором 25 апреля и разослано через консисторию по всем церквям, с предписанием читать его перед народом, где только представится случай(39).

В Несвиже заключенные пробыли около двух недель и в начале мая были потребованы в Варшаву. Каждого из арестованных везли в отдельной повозке, а епископа в карете с особым военным конвоем. Перед отъездом из Несвижа владыка Виктор просил Мацкевича освободить из-под ареста и отпустить в Слуцк игумена, дворецкого и писца Барышевского, как лиц добровольно согласившихся сопровождать его. Мацкевич сначала пообещал исполнить эту просьбу, на три дня оставил их в Несвиже, но потом передумал и отправил их следом за владыкой.

14 мая под усиленной охраной, при огромном стечении народа, уведомленного о прибытии арестованного православного епископа, заключенных привезли в Варшаву. От Праги варшавского предместья, до центра Варшавы, где находился дом военной комиссии, на улицах и площадях было такое скопление народа и такая давка, что кортеж арестованных едва мог продвигаться среди собравшейся толпы. От тесноты и давки некоторые из зрителей падали под ноги лошадей конвоя и под колеса экипажей. Окна и крыши домов были полны любопытствующими. Варшавская публика встречала арестованных криками: «бестии, москали, резуны, схизматики». В адрес заключенных летели ругательства и плевки, а у некоторых в руках были наготове даже камни, но они не решались бросать их из опасения поранить кого-либо из многочисленного конвоя. Во дворе военной комиссии арестованных ожидало множество столичных жителей во главе с князем Сапегой. Неистовые крики раздались и здесь, особенно когда из кареты выводили Преосвященного Виктора, а когда подъехала коляска с игуменом Киприаном, разъяренная толпа с криком бросилась на игумена, рвала его за волосы и бороду, ударами повалила на землю. Только благодаря защите генерал-адъютанта, всем корпусом навалившегося на лежащего игумена, тот был спасен от неминуемой насильственной смерти. Взбудораженная толпа еще долго не расходилась с того места, где были заключены арестованные, и впоследствии не единожды собиралась там, требуя их казни(40). Владыка Виктор со своим наместником игуменом Киприаном, разделенные лишь стенкой, были помещены в «красинском дворце», а остальные арестованные в «цейхгаузе» (41).

После ареста владыки Виктора и конфискации епархиального архива, на кафедре снова были проведены обыски – «нет ли каких орудий, приуготовленных к бунту, чего везде, даже и в церкви искали». Тоже было проделано «и по другим монастырям, как то: в Грозовских, в Виленском и в Минском»(42). В минских монастырях обыски проводились настолько строго, «что даже и самые мертвых вскрываемы были гробы»(43).

Правительством был предпринят ряд и других мер к предотвращению предполагаемого «бунта». От православного духовенства было потребовано принесение присяги на верность королю и Речи Посполитой, а также взято обязательство, впредь не поминать за богослужением «заграничных государей и князей». Причину требования присяги объясняли тем, что «как-де прежде сего была в Польше резанина единственно по поводу монахов и попов; то дабы и ныне того же не последовало»(44). Учрежденные правительством специальные команды разъезжали по разным местам и приводили к присяге не только духовенство, но и народ, причем нередко обставляя сам обряд присяги возмутительнейшими особенностями(45). Особой изощренностью в приведении народа к присяге, возмущавшей даже «польские» суды, и неистовостью преследований православных отличился в это время поручик радзивилловских войск и управляющий грозовскими имениями – Викентий Моравский. Вследствие «жестоких своих поступков, коих само человечество ужасаться должно» Моравский сделался настоящим бичом для православных всей округи(46).

После взятия под стражу Преосвященного Виктора начались аресты духовенства. Об этом владыка впоследствии писал в Синод: «Как моея консистории канцелярские служители, так духовные и светские паствы моей греческие неуниатские исповедники по разным местам и судам были в аресте содержаны и некоторые из них в кандалы долговременно закованы были»(47). Военные команды очищали пасеки, хутора и леса от проживающих там «подозрительных» монахов и бродяг. Все кто из них был пойман попадали за тюремные стены. Массы простого люда, множество «маркитантов, пилипонов, ни в чем неповинных» находились в заключении и томились в крепостях. «Много тогда казнено было из простонародья» и «очень многих тогда повесили попусту»(48).

Воспользовавшись тем, что Россия была занята войной с Турцией и затем начатой ею в 1788 году войной со Швецией, правительство Речи Посполитой, обуреваемое антирусскими настроениями, решило покончить с влиянием России в государстве. Для изгнания «русского духа» и было поднято это яростное гонение(49). Однако, Речь Посполитая уже находилась на грани политической катастрофы. Убедившись, что вековые усилия уничтожить в государстве православие насилием не приводят ни к чему, и что победить его, глубоко укоренившееся в сознании народа, невозможно, заседавший в Варшаве сейм пошел на уступки. К осени преследования повсюду были прекращены.

Когда Преосвященный Виктор был взят под арест, во все концы немедленно полетели донесения об этом чрезвычайном событии. Узнав о случившемся архиепископ Георгий (Конисский) и митрополит Самуил немедленно донесли о том в Святейший Синод. В известность была поставлена коллегия иностранных дел. Императрица, узнав еще ранее о происшедшем от Штакельберга, распорядилась принять меры в защиту Православной Церкви(50). Дело, таким образом, вступило на дипломатический путь.

Около месяца узники содержались «под крепким караулом» в здании военной комиссии в отдельных камерах с железными решетками на окнах, стекла которых наполовину были закрашены зеленой краской. Военный караул из солдат был расставлен повсюду внутри камер, снаружи при дверях, на крыльце и перед окнами на улице. Кроме того, у владыки Виктора неотступно сидел капитан, а у игумена Киприана унтер-офицер. К заключенным не допускали никого, даже самого короля, если бы он захотел их видеть. Только в первый день заключения их в Варшаве арестованных осмотрел литовский гетман Тышкевич, а через две недели маршал Малаховский с сеймовыми депутатами. Арестованным не давали ни писем, ни книг, ни газет, им запрещено было петь даже церковные песнопения, дабы не дать возможности переговариваться. Это последнее обстоятельство особенно тяготило Преосвященного Виктора, так как он, по словам игумена Киприана, «имея голос и охоту, делал себе пением некоторую отраду», а в других тем поддерживал бодрость духа(51).

Через две недели томительного одиночного заключения начались строгие допросы в особых заседаниях следственной комиссии о замышляемом «восстании». Владыку водили на допросы несколько раз. Его допрашивал Луцкий католический епископ в присутствии сеймовых маршалов и депутатов. В конце июня после допросов узники были переведены из дома военной комиссии по другим казармам и тюрьмам. Владыку перевели в военные казармы на краю Варшавы. Туда же были помещены арестованные позже – слуцкий протопоп Иоанн, игумен Медведовского монастыря Виссарион, священнический сын Иван Бочковский и униат Андрей Бондарь. Игумен же Киприан, священники Симонович, Облонский и другие были переведены в военный арсенал, где и находились около двух лет до 22 мая 1791 года. Здесь они были размещены на чердаке в отдельных маленьких, темных и душных камерах, отделявшихся узким и грязным коридором, с забитыми окнами. К каждой камере приставлен был часовой с заряженным ружьем, которому настрого было приказано не разговаривать с арестантом и не подпускать его к себе близко из опасения нападения. Пища здесь была хуже чем в доме военной комиссии. Некоторые из заключенных были даже закованы в кандалы и цепи. Строгость заключения, недостаток движения и свежего воздуха, отсутствие особых отхожих мест, духота и жара летом от накаленной черепичной кровли, холод зимой, худое питание, недостаток одежды, полное одиночество и опасение за свое будущее причиняли арестованным самые тяжкие физические и нравственные страдания. Все они до того ослабели, что когда, после трехмесячного заключения в арсенале, велено было выводить их на воздух, то они с трудом могли двигаться. Некоторые из заключенных настолько пали духом, что для поддержания их бодрости коменданты арсенала вынуждены были идти на некоторые послабления и переменить суровое обращение на более милостивое.

Положение Преосвященного Виктора было еще более неприятным. Власти, считавшие его главным виновником затеваемых смут, относились к нему строже и суровее. Владыка Виктор не имел при себе никаких денег, и игумен Киприан, имевший в них некоторый достаток и даже в заключении выигравший в разыгрываемую в Варшаве лотерею 720 рублей серебром, время от времени помогал Преосвященному и своим товарищам то одеждой, то продуктами, то деньгами(52).

Главная печаль их заключалась в том, что они долгое время были лишены возможности совершать церковные службы, особенно же в большие праздники. Осенью 1789 года игумен Киприан от лица всех заключенных обращался по этому поводу с просьбой о выделении им какого-либо помещения для отправления церковных служб, но просьба эта осталась неудовлетворенной. В начале января 1790 года к Преосвященному Виктору несколько раз все же был допущен иеромонах из русского посольства для совершения «всенощной» и литургии. «Преосвященный хотя на глаза слаб, однако пел сам ирмосы и плакал», – писал архиепископу Георгию, со слов сослужащего владыке иеромонаха, посольский капеллан игумен Гавриил(53).

Следственная комиссия, назначенная для расследования дела о бунтах в марте 1790 года, закончила свою работу и передала все материалы сейму. Хотя никаких доказательств вины подозреваемых лиц найдено не было, епископ Виктор (Садковский) все же признавался виновным в государственном преступлении, а значит подлежащим суду(54). Вместе с тем все более становились очевидными нелепость и безосновательность распространенного слуха о «народном бунте». Ввиду этого сеймовые маршалки сочли нужным успокоить население и в апреле того же года издали универсал, приглашавший всех принести благодарение Богу за избавление Речи Посполитой от угрожавшей опасности, а православным обещавший свободу их веры и лучшее устройство управления их церковными делами. С последней целью в июле 1791 года и состоялась известная Пинская конгрегация из православных духовных и светских лиц, которая должна была начать осуществление предложенного сеймом проекта автокефалии Православной Церкви в Речи Посполитой. Согласно проекту управление православными церквями должно было быть оторвано от Российского Святейшего Синода и передано новоучрежденной православной иерархии, подчиняющейся Константинопольскому Патриархату(55). Во время этой политики заигрывания сейма с православным населением Речи Посполитой для привлечения его на свою сторону, жизнь заключенных в варшавских тюрьмах стали понемногу облегчать. Уже к лету 1790 года владыке Виктору было позволено приглашать к себе в большие праздники капеллана и причт посольской церкви для совершения богослужений, хотя и под строгим присмотром.

В мае 1791 года в самый разгар объявления новой конституции и подготовки Пинской конгрегации все заключенные были переведены в новые с более приличными условиями места содержания. Единственным, на кого не распространялась такая перемена, был Преосвященный Виктор. Он оставался в своем томительном заключении в ожидании той или иной развязки и развязка эта наступила спустя год.

Мечты реформаторов вернуть Речи Посполитой былую мощь, а так же учредить независимую церковную иерархию для православных рассыпались, как «карточный домик». 3 августа 1790 года Россия заключила мир со Швецией, а 29 декабря 1791 года в Яссах было подписано мирное соглашение с побежденной Турцией(56). Теперь Россия могла направить свои военные силы в пределы Речи Посполитой, откуда было сделано и наговорено в ее адрес «много дурного, дерзкого и несправедливого»(57).

Начавшееся в конце 80-х годов движение против России возглавила небольшая, но сильная партия польских магнатов: Игнатия Потоцкого, Станислава Малаховского, Гуго Коллонтая и др. Именно эта партия, так называемых «патриотов» и взяла верх на «четырехлетнем» сейме, задав ему антирусскую настроенность. Опасаясь мести России, партия «патриотов» решила организовать «сильное» правительство. Воспользовавшись разъездом большинства послов на Пасху, она провела на сейме par acclamation конституцию 3 мая 1791 года, преобразующую политическое и социальное устройство Речи Посполитой(58). Конституция призвана была обуздать шляхетскую анархию и создать прочный государственный порядок, который бы модернизировал пришедшее в упадок государство и охранил его от притязаний со стороны сильных соседей. При всей своей новизне, кажущейся свободе и гуманности, новая конституция оказалась весьма тенденциозной и не решала многих проблем назревших в обществе. В вопросах религии она отстаивала позиции католической церкви, по-прежнему не допускавшей широкой свободы совести и стеснявшей права диссидентов(59).

В противовес поборникам новой конституции образовалась партия сторонников сохранения основ монархического правления и стремившаяся к миру с Россией. Во главе ее стояли Феликс Потоцкий, Северин Ржевуский, Ксаверий Браницкий и др. В марте 1792 года магнаты Потоцкий и Ржевуский встречались в Петербурге с императрицей Екатериной и просили ее о военной поддержке. Было решено, что недовольные конституцией магнаты составят конфедерацию, а императрица пошлет свои войска в Речь Посполитую. Получив полномочие составить конфедерацию, Потоцкий и Ржевуский уехали в Подолию. 18 мая 1792 года русский посланник в Варшаве Яков Иванович Булгаков вручил правительству Речи Посполитой декларацию, в которой на конституцию 3 мая 1791 года указывалось как на повод к разрыву между Речью Посполитой и соседними государствами. В день вручения декларации, русские войска под начальством генерал-аншефа Михаила Васильевича Каховского четырьмя колоннами вошли из Бессарабии в пределы Речи Посполитой. Шедшие с русскими войсками поляки того же 18 мая остановились в местечке Тарговице и здесь основали конфедерацию, главой которой был избран Феликс Потоцкий. Не подчинявшиеся конфедерации были объявлены врагами отечества. Сейм, создавший конституцию 3 мая, был объявлен насильственным и незаконным, и сам акт составления конституции назван заговором. В универсале, обращенном к народу, излагались благодеяния, которые должны произойти от Тарговицкой конфедерации, имеющей целью защитить старый, самобытный государственный порядок в Речи Посполитой и поддержать шляхетские вольности, уничтоженные конституцией 3 мая. Второй универсал оправдывал вступление в пределы Речи Посполитой русского войска, с успехами которого на первых порах связывалась судьба Тарговицкой конфедерации. При конфедерации был уполномоченный от императрицы, генерал барон Карл Яковлевич Бюлер. Конфедераты благодарили Екатерину II за помощь, оказанную им(60).

К лету 1792 года русские войска фактически владели Украиной, ими была занята значительная часть Киевского, Подольского, Виленского и Минского воеводств. Защитники майской конституции выставили свое войско, но оно отступило перед русской армией, направлявшейся к польской столице. В виду надвигавшейся угрозы варшавский сейм поспешил покончить дело с арестованными представителями Православной Церкви. 29 мая сеймовый суд вынес окончательный приговор по их делу. Часть заключенных признавалась невиновными и отпускалась на свободу. Другие были признаны причастными к замышляемому «бунту», но в виду перенесенного трехлетнего заключения, освобождались под поручительство. Была и третья категория лиц, которых суд признал главными заговорщиками, достойными полного осуждения, но оставлял окончательное решение их участи до более мирного времени.

Этими лицами были епископ Виктор (Садковский), игумен Виссарион, священник Стефан Симонович и архиерейский дворецкий Алексей Чернявский(61).

12 июня Преосвященного Виктора и игумена Виссариона перевезли из Варшавы в Ченстоховскую крепость, где они провели более месяца в «смраднейших затворах» едва не лишившись там жизни62.

Ввиду стремительно меняющейся политической обстановки, король, по настоятельному ходатайству русского посла Я.И. Булгакова, 19 июля 1792 года подписал распоряжение об освобождении православного епископа Виктора (Садковского) (63). 21 июля в помещение, где содержался владыка Виктор, явился присланный из Варшавы капитан и зачитал королевское повеление о его освобождении. Немедленно был снят караул. Капитан поздравил Преосвященного с освобождением и предложил ему карету для следования в Варшаву(64). Однако владыка оказался настолько слаб и изможден заключением, что его пришлось выносить на руках и некоторое время приводить в чувство(65). 25 июля владыку привезли в русское посольство в Варшаву, где он и находился(66)в ожидании о себе дальнейших распоряжений.

В начале августа владыка Виктор написал в Святейший Синод. Извещая о своем освобождении, он спрашивал, где ему далее оставаться, что делать, входить ли в управление своей епархией, или нет(67). В ожидании ответа владыка между тем получил от пришедшей к власти конфедерации «письмо» и «резолюцию» (68), которая торжественно признавала его невинность и восстанавливала во всех правах. В «резолюции» конфедерация обещала восстановить все его имущественные права и возместить убытки, а также предоставить конвой при его возвращении на кафедру(69). Копию «письма» и «резолюции» владыка Виктор отправил в Синод и снова спрашивал, не получив ответа на первый рапорт, что ему делать, – прибавляя, что посол ничего не имеет против его отъезда в Слуцк и вступления в управление епархией(70).

Однако еще многие обстоятельства держали Преосвященного Виктора в злополучной Варшаве. Прежде всего, необходимо было истребовать конфискованный после его ареста епархиальный архив. Пока конфедерация позволяла его «поискивать», нужно было использовать момент(71). Кроме того,

владыка получил известие о причиненных во время его заключения «обидах и разорениях» монастырям его епархии и теперь собирался ходатайствовать о защите и удовлетворении нанесенного обителям ущерба(72). Оба рапорта, отправленные им в Синод, оставались пока без ответа. А Преосвященный Георгий, с которым при первой же возможности владыка Виктор возобновил переписку, не советовал ему входить в управление епархией «без повеления защищающего его Двора»(73). К тому же, пользуясь временным приютом у посла, владыка совершенно не имел никаких собственных средств к дальнейшей жизни. Конфедераты, много ему наобещавшие, ничего не давали.

В это время владыка Виктор получил печальное известие о смерти своей родной сестры, проживавшей в Слуцке. Об этом сообщил ему в письме архиепископ Георгий, немало утешив и ободрив своего друга мудрым советом и теплым словом участия(74). Измученная настрадавшаяся душа владыки Виктора теперь, более чем когда-либо, нуждалась в слове поддержки, совете и помощи.

Осиротевшая было паства, узнав об освобождении своего архипастыря, спешила выразить свою радость совершением повсюду благодарственных молебнов Богу. Преосвященному были присылаемы радостные поздравления с пожеланиями скорейшего возвращения.

Не забыл владыка и о своих товарищах по неволе. Без предварительного разрешения Синода, с совета и согласия посла, Преосвященный Виктор «в возчувствование всем единоверным исповедникам высочайшего с невинно страждущим за церковь Христову благоволения», возложил на игуменов Киприана и Виссариона и священника Симоновича золотые наперсные кресты(75).

Не ожидая скоро вернуться на кафедру в Слуцк, владыка Виктор учредил при себе «походную канцелярию» и принялся за управление епархией оставаясь в Варшаве. 11 ноября он восстановил и свою консисторию в Слуцке(76). Немедленно, с возобновлением работы консистории, владыка предписал ей восстановить семинарию, учеба в которой совершенно прекратилась в 1790 году(77), и собирать в нее учеников. Выполняя архипастырское повеление, консистория 30 ноября разослала духовным правлениям указы, в которых предписывалось «всех, обучавшихся уже в семинарии достигших к начатию учения латинскому языку, истребовать к 1 числу января месяца следующего 1793 года в Слуцкую Его Преосвященства семинарию» (78).

8 января 1793 года «благочестивая Слуцкая Преосвященного Виктора семинария» была вновь открыта и начала учебный процесс в составе 31 учащегося(79).

17 февраля 1793 года Преосвященный Виктор получил из Святейшего Синода бумагу с официальным разрешением вступить в управление епархией на прежнем основании, согласно данным ранее наставлениям Синода при определении его на архиерейскую кафедру. Теперь можно было возвращаться в Слуцк. 5 марта владыка покинул Варшаву. Он выехал без всякого конвоя, не получив от «обещавших золотые горы» конфедератов на дорогу и содержание ни «пенязя»(80).

20 марта, почти после четырехлетнего отсутствия, Преосвященный Виктор благополучно прибыл в Слуцк. Здесь в Свято-Троицком соборе владыку встречал воодушевленной речью его сотоварищ по узам, кафедральный наместник и первенствующий член консистории, игумен Киприан (Островский): «Прииди, святителю! Воскреси умерщвленных братий наших в сродниках их! Прииди! Оживи чин церкви святыя! Прииди! Разсей семя учений, да возрастает в сторичные плоды! Прииди и облецы в первобытное благолепие церковь святую и сынов ея!»(81) По приезде в Слуцк владыке выпало пережить немало трогательных и счастливых минут. Отовсюду ему присылали поздравления. Некоторые из особенно преданных ему лиц, большей частью глубокие старцы, просили у Преосвященного позволения прибыть к нему, чтобы своими глазами увидеть своего пастыря «на престоле седяща»(82).

Политически одряхлевшая, разбитая бесчисленными внутренними противоречиями Речь Посполитая, доживала исторически свои последние дни. Вместе с тем, в прошлое уходила эпоха гонений и жестоких преследований православной веры в этом государстве. Наконец разрешался многовековой антагонизм между простым народом, в глубине своей сохраняющим православную веру и культуру, и окатоличенным высшим сословием. Столетиями сословная верхушка, основную массу которой составляла польская шляхта, стремилась отмежеваться от простонародья, которое презрительно называла хлопством и быдлом. Надменное и спесивое, господство питало глубокое отвращение ко всему жизненному укладу презираемого им низшего сословия. Постоянно подталкиваемое католическим духовенством, оно всяческими способами силилось изжить святое православие в крае, питающее самосознание угнетаемого ими народа живительной силой. Однако всегда православный люд, вдохновляемый лучшими людьми своего времени, поднимался на борьбу за православную веру и народность. Временами эта борьба доходила до крайнего напряжения и нередко заканчивалась глубокими потрясениями для Речи Посполитой. Борьба эта порождала и своих героев, мученичеством и исповедничеством своим утверждающих дело православия на землях Литвы, Белоруссии и Украины. Так и теперь вызванное польско-католическим фанатизмом гонение на православных, отличавшееся всем напряжением последних усилий, сильно всколыхнуло все общество. Для Преосвященного Виктора оно закончилось исповедничеством, а для Речи Посполитой обернулось войной с Россией и очередным разделом государства.

Вернувшись из Варшавы в Слуцк, владыка Виктор теперь находился не во враждебном православию «польском» государстве, а в единоверной России.

К вопросу об изучении истории Православной Церкви на белорусских землях

Глава 1. На пути к будущему служению



Глава 3. Первый минский архиепископ    

Заключение

Примечания

1.    Письма к разным лицам Преосвященного Виктора Садковского. – XX– XLIX.

2.    Там же. – XXXI.

3.    Там же. – XXXII, XXXVII.

4.    Там же. – XXI, XXV.

5.    Там же. – XXXIV.

6.    Там же. – XXXI.

7.    Там же. – XXXVIII.

8.    Там же. – XLII.

9.    Там же. – XLII, XLV.

10.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 106.

11.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 314.

12.    Орловский Петр, прот. Указ. соч. – С. 33.

13.    Письма к разным лицам Преосвященного Виктора Садковского. – XII, XIII.

14.    Там же. – LIII, LIV.

15.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 360.

16.    Письма к разным лицам Преосвященного Виктора Садковского. – V, VII, XXI, XXII, XXV, L.

17.    Там же. – XIV.

18.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 105.

19.    Письма к разным лицам Преосвященного Виктора Садковского. – XXI.

20.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 314-315.

21.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 318.

22.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 367-368.

23.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 316.

24.    Маркитант – мелочной торговец съестными припасами и предметами солдатского обихода, следующий за войском в походе, на маневрах и во время войны. В описываемый период маркитантство существовало во всех европейских армиях.

25.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 367-379.

26.    Там же. – С. 379.

27.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского… – С. 412.

28.    Кивлицкий Е. Мнимый бунт на Волыни в 1789 г. // Киевская Старина. – 1902. – №11. – С. 289.

29.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 364-365.

30.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского в польских тюрьмах / П.Ф. Николаевский // Христианское чтение. – 1892. – Ч. 2. – С. 186.

31.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского… – С. 410.

32.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 316.

33.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 181-182.

34.    Там же. – С. 182.

35.    Там же. – С. 183.

36.    Там же. – С. 185.

37.    Там же. – С. 170.

38.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 119.

39.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 319.

40.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 187-188.

41.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 412-413.

42.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 320.

43.    Там же. – С. 320.

44.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 111.

45.    Коялович М.О. Указ. соч. – С. 322.

46.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 130.

47.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 416.

48.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 114.

49.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 361.

50.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 408.

51.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 189.

52.    Там же. – С. 197.

53.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 414.

54.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 381.

55.    Там же. – С. 383-394.

56.    Устрялов Н.Г. Русская история до 1855 года. – Петрозаводск: «Фолиум», 1997. – Ч. 2. – С. 642-644.

57.    Беднов А.В. Указ. соч. – С. 501.

58.    Польская конституция 3 мая 1791 г. // Хрестоматия по русской истории / Составил М. Коваленский. – М.-Петроград, 1923. – 2-е изд. – Т. III. – С. 259-260. Сравни: Костомаров Н. Последние годы Речи Посполитой. – СПб.: тип. М.И. Стасюлевича, 1886. – 3-е изд. – Т. I. – C. 460-470.

59.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 175. Сравни: Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. – М.: «Международные отношения», 2002. – С. 247-249.

60.    Стегний П.В. Указ соч. – С. 249-263.

61.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 199-200.

62.    Там же. – С. 200.

63.    Орловский Петр, прот. Указ. соч. – С. 46.

64.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 145.

65.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 178.

66.    Официальные документы по делу Виктора Садковского… – С. 414.

67.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 414-416.

68.    Официальные документы по делу Виктора Садковского… – С. 416.

69.    Там же. – С. 417.

70.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 420.

71.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 147.

72.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 421.

73.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 148.

74.    Там же. – С. 148.

75.    Там же. – С. 149.

76.    Там же.

77.    Вержболович М.И. Указ. соч. – №22. – С. 659.

78.    Там же. – №23. – С. 697.

79.    Там же. – №23. – С. 698.

80.    Дело об арестовании поляками Преосвященного Виктора Садковского…– С. 421-422.

81.    Материалы к истории трехлетнего заключения православного епископа Виктора Садковского… – С. 201.

82.    Рункевич С. Указ. соч. – С. 153.