08.02.2018

Знакомство с книгой Марии Каламайской-Сайд «Portrety i zabytki książąt Olelkowiczów w Słucku, inwentaryzacja Józefa Smolińskiego z 1904 r.» дало толчок к работе над переводом данной работы на русский язык. Надеюсь, что эта информация кому-то будет весьма полезной.

«Портреты и памятники древности князей Олельковичей в Слуцке» (Инвентаризация Юзефа Смолинского 1904 г.).

В Библиотеке Института искусства ПАН в отделении рукописей находится рукопись Юзефа Смолинского под заголовком «Портреты и памятники древности князей Олельковичей в Слуцке». Это результат подготовленной им в 1904 г. инвентаризационной документации, текст которой (рис. 1–3) украшают выполненные автором рисунки и фотографии, все правдоподобно подготовленные в той самой работе Э. Ю. Раковой в Слуцке¹. В апреле 1913 г. автор свою рукопись переслал в редакцию журнала «Teka Komisji do badania Historii Sztuki» (дословно – Портфель Комиссии для изучения истории искусств), в Краков, откуда она вернулось с предложением сделать сокращения. К рукописи было добавлено письмо Смолинского (рис. 4) и личная заметка профессора Станислава Томковича (рис. 5). Окончательно, однако, текст не публиковался².

Спустя девяносто лет со времени создания ценность упомянутого исследования вовсе не стала меньше, а как раз наоборот – оно приобрело новые плюсы. Две очередные мировые войны, а ещё в большей степени годы советской власти, стали причиной полного уничтожения описанных Смолинским памятников старины. Поэтому именно оставленная им рукопись является сегодня одним из немногих доказательств прошлого великолепия знаменитого в истории Слуцка, а просто бесценное значение имеет совершенный иллюстративный материал.

Юзеф Смолинский (1865–1927), выпускник варшавской Рисовальной школы Войцеха Герсана, по образованию был художником, занимался также реставрацией³, но своих интересов не ограничивал исключительно художественными вопросами. Счастливое сочетание художественного таланта с историческими интересами сделало из него тип совершенного инвентаризатора. Такую оценку делаю я с полным убеждением, трактуя этот текст как очередное подтверждение потребности и значения инвентаризации памятников древности и как дань уважения авторитетному моему предшественнику в этой профессии.

Во время недавнего нахождения в Слуцке я имела возможность убедиться, что практически бесследно исчезли старинные здания и глубоко поменялся характер города. Но одновременно я увидела с какой преданностью ведётся работа в небольшом городском музее. Признаю, что достижения его работников взбудоражили моё почтение, и одновременно возникло желание как-то конкретно помочь в их деятельности. А лучшей помощью, как мне кажется, будет публикация инвентаризационных материалов Юзефа Смолинского, ведь таким образом можно вернуть к жизни хотя бы небольшой фрагмент художественного наследия Слуцка и упомянуть заслуги человека, благодаря труду и впечатлениям которого эта задача является сегодня возможной для реализации.

Предметом его исследовательской работы была церковь Троицкого монастыря в Слуцке, расположенная в предместье Тройчаны, которое своё название взяло от этого же монастыря. Вид церкви известный по акварели Наполеона Орды (рис. 13) подтверждает также фотография 1904 года, которая является более ценной чем акварель, так как показывает также два крыла расположенного с юга просторного, двухэтажного здания монастыря (рис. 6).

По данным вышедшей недавно «Энциклопедии архитектуры Беларуси» в состав монастырского комплекса (совсем уничтоженного во время II мировой войны) входили две церкви: каменная Святой Троицы, построенная в 1655–60 годы, разрушена в середине XVIII в. и отстроена в 1786–89 годы, и деревянная под названием Благовещения Пресвятой Богородицы⁴. Эти сведения находятся в определённом противоречии с информацией, которую оставил нам Смолинский. Каменную монастырскую церковь описывает он под названием Спасской и как дату её постройки подает 1795 год; деревянная была под названием Рождества Пресвятой Девы Марии и, по его мнению, могла возникнуть в XVI в., чему противоречит, однако, присоединённая к тексту фотография (рис. 7), на основании которой следовало бы принять дату её возникновения как I половину XVIII века. Более-менее также надо определить время возникновения резного иконостаса в стиле барокко, который находится в церкви (рис. 8). В подписи под фотографией как дата постройки даётся 1867 год, но только нужно её истолковывать с большой осторожностью и принять скорее всего, как дату перестройки. В описании монастыря Смолинский упоминает кроме этого помещение, определённое как зимняя часовня, обращая внимание на то, что находится в нём целый ряд особо ценных реликвий, связанных с персонами слуцких князей.

В 1904 году сюда был перенесён саркофаг из олова (рис. 9) последней из рода Олельковичей – Софьи из слуцких князей – жены Януша Радзивилла (1586–1612). Ранее находился он под алтарной частью главной церкви монастыря⁵. Инвентаризатору не разрешили, к сожалению, подробно познакомиться с саркофагом. Написал он только, что саркофаг накрыт новым покрывалом из красного сукна, на котором прикреплён рисованный на противне герб князей Олельковичей, вокруг которого цитата из Проповеди на горе (Матф., 5, 4): «Блаженны плачущие, ибо они утешатся…»⁶. Таким образом с непоправимой потерей для науки пропал последний, пожалуй, шанс выполнения рисованной документации украшений и надписей, находящихся на несуществующем уже саркофаге. Не узнаем, уже, как они выглядели, тогда приведём по крайней мере их содержание, используя для этого, так же, как и Смолинский, прежние источники. Латинский текст, записанный Старовольским и Окольским, должен был звучать: «D. О. М. Magnorum Lituaniae Dynastarum Ех Illustrissima Sluciae Kopyli Ducum Familia Sophiae Оиеикоѵисиае, Аѵо, Ргоаѵо, Georgio Abavo, Simeone Atavo Michaele in Slucko et Kopyl Ducibus, Tritavo Olelkone, Vlodymiryj Kijoviae Ducis, Jagellonis Poloniae Regis Fratris, Olgierdi Magni Ducatus Lithuaniae Ducis Nepote, Gedimini Pronepote, Vitenis Abnepote. Matre Barbara ex Illustriss. Kiskamm Familia progenitae, Janussius Radziwil Birzarum ac Dubinki, in Slucko et Kopyl Dux M. D. Lith: Supremus Pocillator maestissimus Сопиипх, coniungi desideratissimae Faeminae et Genere et forma plus tamen virtute aevo suo clarissimae, non absąue lachrymis posuit⁷.»

Русская надпись публиковалась двукратно, но потому, что тексты отличаются между собой, следует привести оба. В первом – напечатанном в 1853 году газетой «Dziennik Warszawski» – закралась ошибка в дате смерти княгини Софьи: «1617 Марта 19 Представися благоверная София Слуцкая Олелковна Юревичовна Олъгердова племени и положено бысть въ монастыре Священное Животворящей Троицы»⁸.

Вторую версию: «1612 Марта 19 Преставися благоверная София ксенжна Слуцкая Олелковна Юревичовна Олъгердова племени и положено бысть въ монастырь Святое Живоначалъное Троицы», передал в 1896 г. автор брошюры посвящённой православным святыням Слуцка, который кстати ни словом не упомянул, что на саркофаге находилась также латинская надпись⁹.

Интересующийся в основном памятками слуцких князей, а возможно потерявший охоту после неудачи при попытке оформления документации саркофага княгини Софьи, коротко лишь упомянул Смолинский о саркофаге Марии Радзивилл (ум. 1660), второй жены Януша Радзивилла, виленского воеводы, гетмана Великого Литовского, дочери владельца валашского Лупули. Написал только, что находится он в главном подвале монастырской церкви и, хотя обозначил его как великолепный, в стиле Ренессанса, с гербами и надписями на плитках, то подробного описания не предоставил, ограничиваясь указанием прежней литературы¹⁰.

Несравненно больше внимания посвятил он за то описанию и анализу портретов, которые находились в ризнице зимней часовни монастыря, помещая не только их фотографии, но и срисованные подробности нечитаемые на снимках, например, надписи на многопольных гербах. Текущий материал имеет большую историческую, а также документальную ценность.

1. Коллективный портрет слуцких князей (рис. 10).
Масляные краски, холст, размером приблизительно в 150 х 150 см, в чёрной простой раме.

В состав композиции входят четыре овальные портрета и такой же, центрально между ними помещённый гербовый щит, над которым находится русская надпись: «После прадѣдовъ, дѣдовъ и отца своего Архимандрий С [вя] тыия Троицы монастыря въ Слуцке на предмѣстъю православномъ и въ Морочи монастыря вспенить Прее [ро] те Владчицы наше Б [огоро] д [и] ке и Пресня д [е] вы М [а] рии д Грозове Святителя Никол [а] я Благотворительнѣушихъ Ктыторовъ Благочестивыхъ князей Слуцких Олелковъ»¹¹. Эту надпись Смолинский тщательно срисовал (рис. 37), упоминая одновременно, что из-под русского текста местами выглядывали оставшиеся буквы первоначальной латинской надписи, которую прочитать уже нельзя.

Все портреты были нарисованы по одинаковой схеме: герой портрета представлен был полуфигурой, вид – фронтально-боковой. Каждый портрет обрамляла находящаяся под ним лента с надписью, идентифицирующей конкретное лицо. Над каймой, в свою очередь, находились сентенции из Священного Писания на латинском, русском и польском языках.

Лица героев портретов были подобраны по особому ключу, представляющему начало и конец рода слуцких князей. На одной картине интерпретированной, как общий фон, расположены изолированные, как бы повешенные на стене рядом с обликом родоначальника – Александра (Олельки) Владимировича (1411–1454) и его трёх правнуков, последних Олельковичей – Юрия III (1559–1686), Яна Семена (ум. 1592) и Александра (ум. 1591)¹².

А вот тексты надписей, находящихся на портретах:
1. «Alexander Olelko Xiąże z którego rodu Xiążęta Słuckie poszedli […] ita [?] Stryjkowski powiada z Pieczarskim [?] Umarł 1455»; на кайме цитата из второго послания святого Павла к Коринфянам (2 Кор. 6, 9), в надписи ошибочно описано как письмо Фессалоникийцам: «Только умирающе исе живи ецми / Quasi morientes ессе vivimus / [Jako nie znajomi, wszakże] znaiomi, jakoby umierając a oto żywiemy ad Koloss. Cap: 6 v: 9» (рис. 38).

2. «Jerzy Xsiąże Słuckie umarł 1586 leży w Słucku»: на кайме цитата из послания святого Павла к Галатам (Гал. 2, 20): «Живу же не ктому азъ, но живет во мне Христос / Ѵиѵо autem, iam non [ego, vivit] vero in me Chryst. [Us] / A żyię iuż nie ia ale żyie we mnie Chrystus / ad Gala. Cap: [2] v: 20» (рис. 39).

3. «Symeon Xiąże Słuckie umarł 1597¹³ leży w Lublinie»; на кайме цитата из послания святого Павла к Коринфянам (Кор. 2, 15): «Умарл же Христос за вся умре да живущий не ктому себе живутъ, но умершему за нихъ и возкрещему; / Pro Omnibus mortu [u] s est Chrystus ut qui vivunt jam non sibi vivant sed ei qui pro ipsis mortuus est et resur [r] exit / Za w…», дальнейшая часть надписи была закрашена, вероятно во время обновления портрета, поэтому польское звучание текста предлагаю по в то время вольному переводу о. Якуба Вуйко: «Za wszystkich umarł [Chrystus], aby ci którzy żyją, już więcej sobie nie żyli, ale temu, który za nich umarł i jest wzbudzony» (рис. 40).

4. «Alexander Xiąże Słuckie umarł 1591 leży w Słucku»; на кайме цитата с первого послания святого Павла Филлипийцам (Флп. 1, 21): «[Мне так еже] жити Христосъ и еже умерти, приобретенуе есть / Mihi enim ѵиѵеге Chrystus est et mori lucrum / [Albowiem] mnie być żywym Chrystus jest, a umrzeć zysk¹⁴; ad Filipp. Cap: [1] ver: [21]» (рис. 41).

Особенно интересным оказался анализ пятипольного герба и окружающих щит букв, возможный благодаря точной зарисовке (рис. 11). Привёл он к непредвиденной развязке. Оказалось, что вопреки казавшемуся очевидным, это изображение не является родовым гербом слуцких князей, это геральдическая генеалогия одного и того же конкретного человека – князя Януша Острожского (1554–1620).

В центральном поле на светло-голубом фоне помещён герб Острожских, который является сочетанием гербов Дрогослав и Лелива.

На последних полях находятся соответственно:
1. Русская Погоня – прабабки по мужской линии, Анастасии Ивановны, княгини Мстиславской, мать Александры Олелько;
2. Литовская Погоня – (в левую сторону) бабки по мужской линии, княгини Слуцкой Александры Олелько, жены Константина Острожского;
3. Лелива – мать, Софьи с Тарновских, дочери Яна Амора, гетмана великого коронного и краковского кастеляна из его второй супружеской жизни с Софьей Шидловецкой, герба Адравонж.
4. Одровонж – бабки по женской линии, Софьи Шидловецкой (хотя выглядит как Агоньчык).
Буквы вокруг герба нужно читать: Ianusz Xiąże Ostrogski / Hrabia Na Tarnowie / Kasztelan Krakowski / Włodzimierski, Białocerkiewski / Perejesławski / Czerkaski / Kaniowski, Bohusławski / Starosta¹⁵.

Смолинский портреты из Троицкого монастыря признал единственным довольно подлинным изображением последних слуцких князей, которое возможно повторяло их портреты подготовленные во время итальянского паломничества в 1578 году¹⁶. Замечание достойное внимания, так как индивидуализация черт лиц а также и то, что князья одеты по западно-европейской моде последней четверти XVI в., действительно может быть предпосылкой для того, чтобы признать эти портреты рисованными с натуры за пределами Речи Посполитой, где в то время каноны портретного искусства были намного более консервативны.

Однако, поскольку можно принять такое мнение в отношении лиц, которые путешествовали в 1578 году по Западной Европе, то не оправдается оно в отношении представленного в такой же манере портрета родоначальника, который умер в 1455 году. Сходство всех четырёх портретов заставляет задуматься над причиной и временем возникновения такого непривычного составления. В распутывании, или по крайней мере приближении решения этой дилеммы, может помочь, как мне кажется, совокупность элементов герба, который как скоба сшивает портреты первого и последних слуцких князей.

Как уже упоминалось, находится на нём генеалогический род Януша Острожского, бабкой которого по мужской линии была Александра Острожская из слуцких князей. Трудно, однако, предполагать, чтобы этот удивительный портрет был исключительно выражением симпатии Острожского к семье бабки. Намного вероятнее является более прозаических разъяснение, что это своеобразная галерея предков, которая была создана, чтобы продемонстрировать право князя Януша Острожского на наследование завидного богатства Олельковичей. Вопрос наследования огромного состояния появился уже в 1586 г., когда умер Юрий III, оставив недавно рождённую в том же году дочь Софию. Вскоре после него (поочерёдно в 1591 и 1592 гг.) бездетными умерли оба его брата, последние представители рода мужского пола. В 1600 г. наследница отца и дяди София Олелько вышла замуж за Януша Радзивилла, а так как от этого брака не было детей, то после её смерти в 1612 г. всё имущество перешло во владения Радзивиллов¹⁷.

Проблема, однако, в том, что картина появилась, вероятнее всего, только в 1753 году. Поводом принятого мною датирования является сравнение с двумя очередными портретами, которые находились в Троицком монастыре, а точнее – на хорах монастырской церкви. На обороте обоих портретов была одинаковая надпись: «1753 miesiąca Maja 17 ukończona ta robota za staraniem wysoce w Bogu Najprzewielebniejszego JMP Oyca Archimandryty Słuckiego Michała Kozaczyńskiego postanowiona» (Работа была закончена 17 мая 1753 года благодаря Его Великолепию отцу архимандриту Слуцкому, Михаилу Козачинскому). Обе картины были идентичной формы: портрет полуфигуры представляет ангел (гений?), который держит на нем руку, второй поддерживает такого же как портрет рода и величины щит с изображением герба. Картины были задуманы как идейное дополнение коллективного портрета четырёх князей, которому соответствуют по типу и приближенными размерами.

Первый портрет (рис. 12) представлял Яна Семена князя Слуцкого, второй – князя Радзивилла, вероятно Иеронима Флориана, тогдашнего наследника Слуцка. Для портрета Олельки был использован тот же шаблон, что и на коллективном портрете, повторился также герб князя Януша Острожского. На картине нашлись также две надписи: на ленте над головой ангела: «Нос est aevitemum Fundatorum nomen», а на кайме портрета русская надпись (рис. 42): «Но нынѣ рече Господѣ – Я прославлю прославляющих Меня. Царство Глава Б. Л.» (1 Царств., 2, 30).

На втором портрете, согласно Смолинскому, был представлен князь Иероним Флориан Радзивилл (1715–1760). Портрет никто не сфотографировал. Позволю себе тогда воспользоваться словами автора: «такой же ангел как описанный выше, только повёрнутый в другую сторону, в одной руке держит щит в барочной раме с гербом князей Радзивиллов – чёрный орёл с княжеской митрой, который на груди на малом голубом щите имеет три золотые трубы. В другой руке ангел держит портрет мужчины с напудренными волосами и в красном плаще, подбитом горностаями, имеет он на шее повешенный кавалерский крест на красной ленте с черными кромками, на плаще пристегнут орден Белого Орла. На кайме рамы нарисованной вокруг портрета князя Иеронима Радзивилла находится надпись: «Nuncautem dicit Dominus Quicinq. honorisicoeverit me; Glorisicabo cum 1. Reg. Cp. 2 ѵ. 30»¹⁸; надпись вокруг гербового щита: «Наес est aetema Collatorum gloria»; (Рис. 43) с другой стороны деревянной рамы такая же надпись как на портрете князя Олельковича: «1753 г. Maja 17 Ukończona ta robota za staraniem wysoce w Bogu Najprzewielebniejszego JMP Oyca Archimandryty Słuckiego Michała Kozaczyńskiego postanowiona»¹⁹.

Оба портрета имели тогда не только идентичную форму, но путём использования этой самой цитаты из Священного Писания, соединялись одним идейным посланием. При том знаменательным является то, что для портрета князя Олельковича использовалась эта надпись в русской версии, а для Радзивилла в латинской. Но это, однако, не маловажное отличие, ведь суть заключается здесь не в языке, а в том, что хотелось чётко подчеркнуть различные конфессии представителей основателей рода. Они в то время были разных вероисповеданий, но объединены родовым достоинством, благодаря чему – по словам библейской цитаты – вдвоём подвергаются той же небесной похвале.

Обсуждаемая пара портретов возникших в деятельности архимандритов княжеского Слуцкого монастыря, была тогда панегириком адресованным монастырём к животрепещущему приносящему, которому таким образом напоминалось непосредственная связь со старым православными династиями Слуцка.

Во время бытности Смолинского в Слуцке описываемый им монастырь Св. Троицы уже многие годы погибал. Время его великолепия прошло вместе c окончанием опеки богатых покровителей, а конечным ударом было перенесение в 1840 г. Слуцкой архимандрии в Минск²⁰. Постепенно вывозились все ценные исторические экспонаты: и богатые ризы, и церковная одежда расшитая золотом и жемчужинами, и древние иконы, и библиотека, в которой находилось множество ценных и редких документов, был снят также большой колокол подаренный Олельковичами, который весил 220 пудов и 10 фунтов, который в дороге лопнул и после очередной отливки был повешен в кафедральной церкви святых апостолов Петра и Павла в Минске.

На месте осталось, однако, несколько особо ценных, подаренных ещё Олельковичами, реликвий. Среди наиболее ценных элементов инвентаризации Смолинского можно перечислить красивые и с особенным старанием выполненные копии иллюминированных книг двух евангелий XVI в., хранившихся в церкви Троицкого монастыря.

Первое, особенное декоративное евангелие, с несомненной художественной стоимостью, имело ещё большую ценность историческую, так как было собственноручным произведением Слуцкого князя Юрия Юрьевича Олельковича (1559–1586).
Рукопись размером в 34,5 х 24,5 см, подготовленная на ручной бумаге с водяным знаком в форме высокого креста на большой букве М²¹, переплёт из досок в красном бархате без всяких украшений. Авторство и дату подтверждала заметка на первой странице, сделанная после смерти князя его духовником протопопом Малофеем; примечание, несомненно написанное кириллицей, Смолинский переписал его в польской транскрипции:

"Nie dziw się czytelniku tej świętej Ewangelii, którą sam świętej pamięci Jurij Juriewicz Olelko, bogobojny książę słucki r. 1585 sam swoją własną ręką przepisał, że rozpoczęta jest złotem, a dalej [pisana] zwykłym atramentem i minją, bo zrobiono tak nie z oszczędności, aie z wielkiej gorliwości w wierze świętej, by przepisywanie to szybko do skutku swojego przyszło, a czynił to ten książę ukrywając przed ludźmi swój trud i koszty, co ponieważ często tam bywaliśmy, widzieliśmy i słyszeliśmy, a zwłaszcza że już zbliżała się choroba i turbacje Rzeczypospolitej, które skróciły życie tego księcia - umarł, pochowany w Słucku w soborze Wniebowzięcia N.M.P., spoczywa pod prawym kriłosem [podwyższeniem dla chóru - przyp. MK]. Daje temu świadectwo wielce grzeszny pop Miłachwiej z cerkwi Św. Barbary, ojciec duchowny ś.p. Księcia".

«Не дивись, благорассудителный читатель, сие Святое Евангелие, которое сам святой памяти Юрий Юрьевич Олелко Князь благочестивый Слуцкий в году 1585 сам своею рукою властною переписал, что начинается золотом, а далее простым чернилом и минеею, ибо то сделано не от скупости, а от ревности великой ко благочестию святому, дабы такая перепись скоро до цели своей пришла; а сначала утаивал работы свои и затраты перед людьми; это тот Князь учинил ибо мы часто там бывали, и видали и слышали, а особенно когда уже и хвороба приближалась; и неспокойность Речи Посполитой укоротила жизнь того Князя, он умер в 1586 году; погребён в Слуцке в Соборной Успения Пресветлой Богоматери церкви у правого клироса положен. Свидетельствует многогрешный поп Малахвей Святой Варвары в Слуцке Князя с. п. духовный отец».

Благодаря документации Смолинского имеем сегодня красочную цветную копию 1:1 целой первой страницы рукописи (рис. 14) а также выполненые подобным образом инициалы и орнаменты из четырёх других страниц (рис. 15–18).

Второе евангелие размером в 31 х 20 см (такой же переплёт из красного бархата) было немного скромнее. Остались после него две копии: из первой части заголовок и инициал Евангелия святого Матфея (рис. 19) рисованные красной краской (сурик), с текстом, написанным чёрной тушью, на толстой бумаге с водяным знаком, который на позднеготическом щите представлял один из видов герба Одровонж, возложенный на кастеляна Кракова с 1515 года, Кшиштофа Шидловецкого; этот знак использовался до 1532 года Малопольской бумажной фабрикой, расположенной в его поместьях²³.
Вторую половину текста евангелия кто-то дописал другим почерком, вероятно позже, на лучшей бумаге с водяным знаком фабрики в Свиднице, представляющим дикого кабана, повёрнутого влево²¹. Заголовок Евангелия от Иоанна, который находится в этой части (рис. 20), более богато украшен чем предыдущий, обогащён он орнаментом в виде плетённых кругов и ромбов с двойными линиями.
На полях находились приписки из разных лет, на польском и белорусском языках. Исследователь упоминает, что в первой, старейшей части рукописи нашёл заметку будто бы была она написана в 1494 г.²⁵ и принял такое датирование. Однако точность его надо здесь поставить под сомнение. Судя по довольно скрупулёзно отрисованному водяному знаку, бумага на которой была написана данная часть Евангелия, происходила из XVI в., а в таком случае 1494 год, как дата возникновения рукописи, мы совсем не можем принимать во внимание. Была это тогда ошибка автора заметки, либо результат неверного толкования её Смолинским.

Немало, оснований сомневаться в правильности приведённой им заметки даёт написанное в начале XVIII века о. Юзефом Наумовичем, тогдашним настоятелем слуцким: «Первая соборная слуцкая церковь, основанная княгиней Анастасией Олелько в 1404 году, после этой старой на том же месте в 1673 году построили другую церковь, которую 29 мая 1702 года сжёг гром, в три часа после полудня начал гореть большой купол, рядом было ещё два малых. Две церкви с иконами. Две последние без алтарей. Сгорела также звонница. Три большие колокола от этого только раскололись, а два поменьше расплавились и мало что можно было от них найти. Юзеф Наумович П. [арох] С. [луцкий]».

Третья рукопись, из перечисленных в документации Смолинского, была собственностью Ежи Берновича и находилась во дворе в Зубках Слуцкого уезда. Это иллюминированный Ирмологион, составленный в 1761 г. для монастыря базилианцев в Цапре Слуцкого уезда. Книга размером в 30 х 23 см, переплёт из кожи с тиснёнными орнаментами и изображениями Божьей Матери. Книга насчитывала 186 страниц, из которых скопирована только первая (рис. 21) и заголовки со страниц 109 (рис. 22) и 146 (рис. 23).

По сравнению с иллюминациями Евангелия со Слуцкого Троицкого монастыря декоративность Ирмологиона намного более примитивная, но какой-то компенсацией являются находящиеся здесь изображения фигур. Не имеют они, правда, большего художественного достоинства и, хотя очень запоздалые, если говорить о стиле, они, однако, типичны для эпохи и среды, в которой возникли. Особенно характерным является у них своеобразный симбиоз художественных традиций восточной и латинской церквей, который видно в сосуществовании декоративного чувства украшения красочными миниатюрами и орнаментами и смешанных форм иконографических мотивов. Встречается в то время как восточный тип Покрова, так и латинская редакция Благовещения, а святой монах сидит в кресле, структура которого превратилась в почти чисто орнаментную форму, которая больше напоминает декоративный инициал.

В ризнице церкви Троицкого монастыря в Слуцке исследователь нашёл только четыре объекта достойных внимания:

1. «Серебряный потир (рис. 24), внутри позолоченный, экземпляр краковского позолотного мастерства из эпохи Возрождения шестнадцатого столетия […] на нижней части чаши находится плоский филигранный орнамент заполненный белой, голубой и зелёной эмалью на серебряном фоне, контуры рисунка обведены тонким серебряным шнурочком. Основная длина потира разделена сплющенным серебряным шаром (нодусом – М.К.) с филигранными розетками с цветной эмалью […] основание потира разделено на шесть частей, заполненных эмалью. На оборотной стороне потира находится надпись на русском языке, что текущий потир пожертвовал князь Юрий Олелько в Троицкий монастырь Слуцкой Архимандрии в 1580 г. Эту надпись и латинскую сентенцию с потира подаю на отдельной таблице. Можно только сожалеть, что исполнитель такого красивого и художественного предмета не передал для будущего хотя первых букв своего имени²⁶».

Кроме фотографий и точных размеров потир – высота 22 см, диаметр основания 14,6 см – к описанию Смолинский добавил рисунки, выполненные в масштабе 1:1, на которых указаны подробности невидимые на фотографиях. Есть эти копии надписей на чаше. «Аѵе Maria gratia plena Dominus tecum benedicta» i на шишках серебряного шара: «ihesus christu [s]» а также копия основания с выгравированной жертвенной надписью (рис. 25). Надпись была расположена концентрически в двух рядах, во внешнем «Юріи Юріевич Олелко кніажа слуцкое ЯФП [1580]», в ближайшем к середине: «До мон[ас]тира Светое Троицы Архіма[ндрии] Слуцкое».

2. Посох (рис. 26, 27), дутое серебро, высота 157,5 см, ширина верхний части 19,5 см, разборный на четыре части, на рукоятке спиральная надпись: «Юрий Юріевичъ Олелько Княжа Слуцкое 1580 г. до Светое Тройце Архимандріи Слуцкое для вечное памети и богомолля благочестія светого»²⁷.

По мнению Смолинского «оба эти предмета были выполнены возможно по заказу князя Юрия III Олельковича для Троицкого монастыря, когда слуцким архимандритом был Михаил Рогоза»²⁸. С этим взглядом я вынуждена, однако, спорить, поскольку если время возникновения посоха естественно приближено к выгравированной на нём дате пожертвования, то дело с потиром выглядит иначе. Не было это произведением из периода ренессанса XVI в., но типично (хотя несомненно высокого сорта) для позднего готического, латинского потира конца XV в., украшенного так называемой венгерской эмалью. На территории Речи Посполитой с этим типом декораций встречаемся в то время в изделиях краковского общества позолотного мастерства. Действительно именно там был сделан и текущий потир, который принадлежит к группе из десяти ему подобных последней четверти XV и начала XVI в., сохранившихся в Польше. Из числа объектов этой группы наилучшими аналогами можно признать крест и два потира 1477–1487 годов из хранилища ценностей кафедрального костёла в Таранове (они происходят из аббатства в Тунце) и потир из приходского костёла в Ополе Любельском (рис. 28), на котором дата 1500 г.

2) Время выполнения слуцкого потира опережает тогда на несколько десятков лет дату 1580 года, которую видно на жертвенной надписи. Это, в свою очередь, означает, что князь Юрий Олелькович мог быть либо жертвователем полученного в наследство предмета, либо позаботился о его восстановлении. Текст цитируемой надписи не позволяет окончательно развеять эти сомнения, однако для наших размышлений это не имеет большего значения. Дар вышел из рук последнего из местной династии, который имел контакты с королевским двором, а, следовательно, пребывание его в Кракове может быть достаточным, чтобы объяснить появление в Слуцке краковского потира. Князь Юрий мог также унаследовать его от своей матери Катажины Тенчинской, дочери кастеляна Кракова, Станислава. Точное указание пути и определение времени, как этот драгоценный предмет нашёлся в церкви Троицкого монастыря было бы, правда, чрезвычайно интересным, но гораздо более глубокий смысл имеет другой аспект дела. Это вопрос культурного проникновения, которое происходило поверх глубоких идеологических разногласий, разделяющих две христианские системы, которые функционировали в рамках совместной Речи Посполитой. Латинский потир из Слуцка вместе с подобными ему из монастырей в Супрасле и Новогрудке – реальное доказательство существования этого явления уже около 1500 г.³⁰

3. Из литургической одежды были описаны: фелонь, согласно местной традиции вроде бы расшитая и пожертвованная княгиней Софьей Олелько (ум. 1612), женой Януша Радзивилла. Смолинский считал даже, что эта вышивка пришла из ещё более древних времён, но, по моему мнению, фелонь была выполнена в конце XVII в. с использованием турецкой мантии второй половины XVII в. (Рис. 29), на трапецеидальной застёжке (рис. 30) находится подобная вышивка, который является лишь имитацией восточной вышивки, а епитрахиль (рис. 31) украшает несколько иная вышивка, с мотивом цветочных веток, между прочим с нарциссами и тюльпанами, выполненная золотой нитью на серебряном фоне.

Кроме Слуцка и Зубков, Смолинский посетил также Эдуарда Войниловича, в его усадьбе в Савичах (кстати говоря, бывшем поместье князя Яна Семена Олельковича), где описал и задокументировал старинные пушки, которые Войнилович купил в Слуцке и также частично переписал, и даже скопировал, документы из придворного архива. Это последний оставшийся след данного архива, который сгорел вместе со всем двором во время I мировой войны³¹.

Начнём, однако, с орудий (рис. 32): «вероятно это те же пушки, о которых говорится в вышеупомянутой копии письма раздела имущества от 6 июля 1582 г. заключённого в городе Слонимского уезда между Юрием III, Яном Симеоном и Александром Олельковичами князьями слуцкими, где между прочим делится золото, серебро, одежда, лошади, стада, военная экипировка, ружья и пушки. […] После того, как Слуцк перешёл во владение князей Радзивиллов [местный] замок имел довольно большой гарнизон, в состав которого входили четыре полка под командованием губернатора княжества Вильгельма Петерсона, который сопротивлялся осаде кн. Трубецкого в 1655 г. […] Железные слуцкие пушки вероятно старше Радзивилловских Ленхарта и Мольца в Несвиже, но не сравнятся однако с ними, если говорить о декоративности орнаментики, имеют только профиль в стиле ренессанса […] Сейчас они испорчены ржавчиной и сильно повреждены […] кроме этого какая-то варварская рука срезала с них единственное украшение, гербы на щитах с княжескими коронами, от которых остался только силуэт. В Савичах находится пять пушек, три одинаковые большие, как представляет рисунок Fig. 29, четвертая меньшая Fig. 30 и пятая малая полевая пушка Fig. 31. Все они как видно отлиты одним и тем же литейщиком. Есть ещё в Савичах две старые, местные мортиры (рис. 33) (подобные встречаются в костёлах в Королевстве и Литве), одна подобной отливки как пушки, вторая ещё старше, из кованого железа»³².

 

ЭПИЛОГ
 

Сведений о дальнейшей судбе этих памятников старины довольно мало. Евангелие, переписанное рукой князя Юрия Олельковича до 1941 г. – хотя не известно с какого времени – находилось в Государственном историческом музее в Могилёве. Оно указано в списке потерь Музея в результате грабежа сборов в сентябре 1941 г. немецкими оккупантами³⁶. В созданном в 1921 г. Краеведческом музее в Слуцке были портреты слуцких князей, одно из рукописных Евангелий XVI в., посох, а также расшитые серебряной и золотой нитью фелонь и епитрахиль³⁷. По другим источникам портреты Олельковичей были предположительно после Октябрьской революции переданы в Исторический музей в Минске и оттуда разграблены, либо уничтожены немцами во время II мировой войны³⁸.

Лаконичность современных данных, довольно серьёзные расхождения между ними и все повторяющиеся указания на немцев, как виновников исчезновения слуцких исторических памятников, не дают надежды на то, что удастся до конца выяснить их истинную судьбу в бурном XX веке.

 

Перевод - Владимир ХВОРОВ
Просьба присылать замечания и предложения по вариантам перевода.

Основная статья - Портреты и достопримечательности князей Олельковичей в Слуцке