17.12.2018

[1917 г.]

На новый 1917 г. в Слуцком лазарете была устроена ёлка для раненых, в числе приглашённых на которую был и я. Чувствовалось приближение февральской «грозы». В проведении этой революции принимал очень активное участие главный врач лазарета Хирин: ему было поручено произвести смену полиции на милицию. Как сейчас я вижу его разводящим по постам представителей новой власти с красными повязками на руках [1].

В дальнейшем события в городе были отражением общегосударственных событий: всё бурлило, всюду митинговали, а экономика катастрофически падала. Сатирическим явлением были «керенки», бумажные знаки – жёлтые достоинством в 20 рублей и зелёные – в 40 рублей. В зарплату их выдавали листами, и они не имели никакой цены. Новая гроза неумолимо надвигалась.

[2]

25-го октября была дождливая погода, а около книжного и писчебумажного магазина Гринвальда, что был на центральной улице города, с утра толпился народ: здесь висело написанное от руки сообщение об Октябрьской соц[иалистической] революции и к нему приложен список нового правительства во главе с В.И. Лениным [3]. Сообщение это обсуждалось на разные лады. Хозяйка нашей квартиры Беля Эпштейн даже высказывала предположение, что не является ли эта перемена осуществлением мечты евреев о Мессии.

Началась полная перестройка жизни [4]. Первыми представителями новой власти в городе явились два гимназиста: Иванов – из восьмого класса и Попович – из седьмого класса. Дело было упорядочено с появлением командированного из центра ленинградского, тогда ещё петроградского рабочего-швейника Владимирова, который стал во главе уездного исполнительного комитета [5]. Самым опасным моментом в жизни города был в это время катастрофический развал фронта и опасение, что неорганизованная масса людей нахлынет в него, и могут быть эксцессы. Однако этого не случилось: главные массы солдат с фронта направились по линии Сморгонь – Минск, минуя Слуцк.

В городе медленно налаживался порядок, между тем его ожидало новое испытание, которое обозначало уже подлинное вступление его в полосу «хождения по мукам».

[Немецкая оккупация]

В феврале 1918 г. немцы вступили в город. Было воскресенье, и, как всегда, жители города из христиан после обедни прогуливались по главной улице. Вдруг вдали на линии шоссе со стороны фронта появилась чёрная точка. Точка эта по мере приближения к городу росла и, наконец, можно было отчётливо различить впереди приближавшегося кортежа небольшую машину с немецким офицером, а за ней штук десять громадных автомашин с плотно стоящими на них немецкими солдатами, с ружьями на боку. «Гости» кричали: «Здравствуй, Русь!» Через два часа они уже разместились в городе, и их стало не видно: они как бы притаились. На другой день в город вошли тучные баварцы и ещё кое-какие военные части непрезентабельного вида, вероятно, «поскребышки» населения, мобилизованные в конце войны. Через некоторое время мы узнали, что немцы разоружили армию польского генерала Довбор-Мусницкого в количестве шестидесяти тысяч, стоявшую под Бобруйском [6].

Первое распоряжение немецкого коменданта по городу, расклеенное в разных местах, имело следующие пункты: принимаются к хождению на равных основаниях русские, польские и немецкие денежные бумажные знаки по соответствующему курсу; за спекуляцию деньгами – расстрел. Немцы восстановили земство. Банк приступил к своим обычным операциям. Учебные заведения, в том числе – духовное училище, которое из-за отсутствия учеников не работало, представляли коменданту ведомости на выдачу жалования на немецком языке, и банк в соответствии с резолюцией выдавал деньги. Представитель от немецкого командования присутствовал на заседаниях земской управы, причём при входе в зал снимал шпагу. Военный пастор во время богослужений приходил в собор и на пасхе стоял в алтаре. От населения требовалось, чтобы при встрече с немецкими офицерами, мужчины снимали головные уборы. В городе появился немецкий книжный магазин, но не было заметно, чтобы немцы стремились развивать торговые операции. В общем, в городе создалась своеобразная идиллия: немецкие офицеры были гостями в богатых еврейских семьях. Жизнь в городе шла своим чередом, но у населения исподтишка «скупались» продукты сельского производства, т. е. прямо сказать – выкачивались эти продукты на потребу отощавшему за войну немецкому населению. Немцы в это время разбили уже свой лоб о Верден [7], но от солдат это скрывалось. Заговоришь с кем-нибудь из них, то они только и твердили, начитавшись своих газет (а их хорошо ими снабжали): «Энглянд – капут», «Франкрейх – капут», когда уже ясно было, что война ими проиграна, и назревал немецкий «Октябрь».

Ушли немцы из Слуцка в конце октября или начале ноября точно в день и час, которые они объявили населению. Перед уходом командование их ещё разыграло комедию с приведением служащих под германское подданство с приложением отпечатка пальца. Наши «победители» при уходе больше походили на мокрых куриц. Ходили слухи, что когда это воинство проходило через Польшу к домашним пенатам, то поляки пораздевали его и оно голеньким заявилось домой. Подтвердилось известное изречение Наполеона Бонапарта, составленное на основании его собственного опыта: «От великого до смешного только один шаг».

[Жизнь в доме белорусской семьи Терравских]

У Эпштейнов мы прожили на квартире один год, а потом перешли на квартиру эконома духовного училища – Степана Степановича Терравского, на Тройчаны. Здесь нас окружил чисто белорусский быт.

Тройчаны – это неполная улица, прилегающая непосредственно к монастырю. Её населяли белорусы, а около самого монастыря, вблизи духовного училища была колония учителей последнего. У преподавателя латинского языка этого училища, уже вышедшего на пенсию, было два дома, в одном из которых он сам жил [–] Иван Васильевич Попович со своей старушкой Екатериной Васильевной и вдовой своего сына, а в другом доме жил на квартире преподаватель греческого яз[ыка] Николай Феофилович Будзилович с двумя дочерьми. На задах первого дома И.В. Поповича был особнячок преп[одавателя] русского языка Ивана Александровича Новицкого. Он был в глубине двора и как бы спрятался от глаз. В переулке, идущем от духовного училища к шоссе, стоял дом законоучителя мужской гимназии о[тца] Геннадия Гаховича, у которого на квартире жил священник собора Лукашевич. На Тройчанах было длинное одноэтажное деревянное здание, предназначенное для квартир учителей дух[овного] училища. Теперь оно было занято разными жильцами, в числе которых самой видной фигурой был генерал интендантства Масальский, пенсионер, старичок, но обладатель молодой жены и целого выводка детей, носящих явные признаки происхождения от старца – дети были хилые. За этим домом был деревянный дом, квартира упомянутого выше эконома дух[овного] училища С.С. Терравского. На этой же улице был дом ветеринарного врача – поляка, у которого жили на квартире учителя коммерческого училища, и дом инженера Янушевича. В этот ансамбль зданий входили ещё два дома местных жителей из белорусов. За монастырём шёл по одной стороне длинный ряд приземистых избушек Слуцких мещан, растянувшийся на добрых полторы версты по шляху, который вёл к пригородным деревням – большим и малым Мащицам. Одним словом, Тройчаны были белорусским уголком города около монастыря. Здесь было просторно: около реки были луга, а строения тонули во фруктовых садах.

У Терравских мы жили один год, и этого было достаточно, чтобы ознакомиться с жизнью белорусов. Семья состояла из отца, матери, одной дочери, только что кончившей гимназию, мальчика-гимназиста и мальчика-ребёнка. Белорусы – исключительно гостеприимные люди, и мы не сразу привыкли к такому любезному обращению с нами – искательному, предупредительному, каким они окружали нас. Под Рождество хозяева пригласили нас на «кутью» – белорусский обычай проводить вечер по Рождеству. На столе под скатертью была разостлана ржаная солома, и стояло много постных блюд: «ушки» (пельмени) из белых грибов с густым наваром из них, ламансы (сочни), употребляемые с маковым молоком, разная жареная рыба, компоты и пр. Это было полной противоположностью тому, как у нас, на Урале, проводили сочельник под Рождество. На Пасху хозяева нас опять приглашали к себе в гости. У нас, на Урале, на Пасху ставим на стол множество разной снеди, но то, что мы увидели у хозяев, это не шло ни в какое сравнение с нашими пасхальными столами: тут были «гималаи» куличей, окороков, колбас, сыров и пр. Особенно много колбас. Белоруса нельзя себе представить без колбасы и сала. У каждого на дворе своя коптилка. Как они откармливали кабанов: спускали в ямы, чтобы лишить возможности движения, кормили галушками до того, что они оплывали жиром и теряли чувствительность на своей «периферии» – не чувствовали, как мыши подъедали у них сало, образуя ямки.

Жизнь в окружении евреев научила их тоже «жить»: у нашего хозяина был свой дом и сад, которые он сдавал в аренду, а сам жил на квартире от дух[овного] училища. По всему было видно, что он умел «жить»: заработки были в дух[овном] училище небольшие, но при небольшой зарплате семья жила как не жили другие при большой зарплате. Мы скоро подметили, что белорусы люди себе на уме: любезность любезностью, гостеприимство гостеприимством, но они с хитрецой: этому научила их жизнь между Польшей и Россией. Самым важным следствием этого географического положения Белоруссии было униатское движение, в котором скрестили свои копья католическая и православная церкви.

В августе 1918 г. духовное училище было преобразовано в православную христианскую гимназию, а я перекочевал на работу в коммерческое училище.

[Слуцкое] коммерческое училище

При въезде в город с вокзала почти на самой окраине города справа бросалось в глаза большое трёхэтажное здание, каменное, не белённое, по всем признакам недавно выстроенное, потому что оно отличалось от других своей архитектурой. Это было здание коммерческого училища. Оно было выстроено двумя членами Слуцкой земской управы помещиками – русским Иванухой и поляком Залесским [8]. Что руководило этими «меценатами» просвещения – было не ясно: известно только, что у Залесского в нём учились сыновья. Здание было построено с учётом широкого развёртывания в нём педагогического процесса: в нём был, например, прекрасный химический кабинет, в котором у каждого ученика был отдельный столик с полным комплектом необходимых для занятий приборов и реактивов, были специально оборудованные комнаты – классы для рисования и лепки, прекрасный зал для вечеров, постановок и концертов и просторные светлые комнаты для классов.

В здании было центральное отопление и, между прочим, предусмотрена была даже такая «мелочь»: в подвале была баня. Это обстоятельство было прямо спасительным для нас, коренных русаков. В городе когда-то была частная баня с Вифездой, в которой еврейки-роженицы «омывались» от греховного акта рождения ребёнка, причём вода считалась очистительной и не менялась. Во время войны баня была закрыта. Белорусы по деревням «жарились» в «пекурной» печке, а им подражали и евреи. Позднее была за городом выстроена баня для военных, которой разрешалось пользоваться и штатским. Вот почему, говоря о коммерческом училище нельзя не отметить и его баню.

В здании было всё предусмотрено для размещения в нём всех основных и подсобных его учреждений: для библиотеки, кабинетов по физике, товароведению, естествознанию, для швейцарской, раздевалки и пр. Здание было построено по проекту знатока учебного дела.

Не известно, как получилось, что директором училища стал Димитрий Иванович Иванов: случайно ли это произошло, или в результате специального подбора, но во главе училища оказался человек с передовыми педагогическими взглядами, что определило особенную форму организации учебного процесса в училище. На переднюю линию учебного процесса на ряду с задачами чисто учебными, на уровень этих задач, была выдвинута воспитательная сторона дела, причём поставлена была задача избежать тех крайностей, которыми страдали так называемые «казённые» учебные заведения типа гимназий, где культивировались враждебные отношения между учащими и учащимися, примеры чего выше указаны на опыте преподавателей латинского яз[ыка] Слуцкой мужской гимназии. Сближение и «тех» и «других» – вот новое, что положено было в основу обучения в коммерческом училище. Первым следствием этого тезиса было улучшение самого учебного процесса: он должен строиться на интересе учащихся, на наглядности преподавания с возможным сокращением элемента принуждения [9]. Так как большинство учеников составляли еврейские дети, которые не могли попасть в гимназию, то перед педагогическим коллективом выдвигалась ещё специфическая задача – быть чувствительными к особенностям ученической массы, чтобы ни в коем случае не затронуть национальной розни, что в жизни имело место. Вот почему директор Д.И. Иванов тщательно подбирал учителей единомышленников и искал их в Москве среди знакомых людей. Во время войны, однако, ему это было трудно делать, потому что ехать на работу вблизи фронта – было малопривлекательной перспективой, и ему пришлось набирать учителей из наличного состава учителей Слуцка. Последним, кого он привёз из Москвы, был преподаватель рисования и лепки художник Праотцев [10], от которого он был в восторге и похвалялся: «ну, привёз я вам настоящего “праотца” патриарха», который внешне был таковым, но, как потом оказалось, был агентом охранки по деятельности в Аргентине. Когда после революции были опубликованы списки этих агентов с их характеристикой, то среди них был и этот «патриарх» во всей его красоте, но его в училище уже не было [11].

В августе 1918 г., когда я поступил в коммерческое училище, состав учителей в нём был на половину новым [12]. В числе «старых» и, так сказать, уже проверенных на новой системе обучения, были:

1) жена директора Надежда Михайловна, преподавательница французского яз[ыка];

2) преподавательница немецкого яз[ыка]… Квятковская-Гринёва [13];

3) преподавательница истории – Агафья Васильевна (?) Петрова [14], по некоторым признакам – воспитанница Ивановых;

4) преподавательница естествознания Ольга Михайловна Миролюбова [15];

5) преподавательница литературы – Антонина Владимировна Бердоносова и

6) преподаватель спец предметов [16] Анатолий Иванович Платонов [17].

Это были представители «старой гвардии», из Москвы – единомышленники, люди, спаянные единой идеей.

Вновь были приняты:

1) я на преподавание русского яз[ыка] и литературы;

2) Сергей Платонович Заусцинский [18] – на преподавание математики (часть уроков математики и физики вёл сам директор);

3) Владимир Степанович Щербович-Вечер на преподавание химии;

4) Иван Самойлович Носань – преподаватель рисования и лепки;

5) Игнатьева А.Ф. – на уроки немецкого яз[ыка] и

6) Елизавета Полиэвктовна Руссакович – на уроки французского яз[ыка].

Таким образом, «старых» и «новых», как в Ноевом ковчеге, было поровну.

В училище были часто педагогические советы, на которых директор «поучал», как надо вести дело. Это особенно, очевидно, был направлено в адрес «молодых». Димитрий Иванович любил говорить так, что казалось, что он сам себя и слушал [19]. Из «молодых» Щербович-Вечер был из деревни Мащиц, кончил университет, был на фронте, с которого только что возвратился. Заусцинский был в Зимнем дворце при взятии его во время революции. Был учеником военного училища, т. е. по другую сторону баррикад. Одна рука у него было искалечена.

Нужно отдать справедливость, что состав «старых» был исключительно работящим, и у него было чему поучиться, к сожалению, дни были тогда «лукавыми»: всё крутилось, власти менялись, и «хождение по мукам» продолжалось очень интенсивно.

В начало

Публикация первая:
[Назначение в Слуцкое духовное училище]
[Местечко] Паричи
Организация занятий [трёх духовных училищ]

Публикация вторая:

Слуцк [(описание города)]

Публикация третья:
Слуцк во время империалистической войны (август 1916 г. – октябрь 1917 г.)
Гримасы этого периода жизни в Слуцке

«Игорный дом» Петкевичей
«Счастливый» брак Слуцкой красавицы Рахили Гецовой
Преступление земского начальника Катранова, или проделки «пиковой дамы»

«Хождение по мукам» [Жизнь в доме еврейской семьи Эпштейн]
Слуцкая женская гимназия

Публикация четвёртая:
[1917 г.]
[Немецкая оккупация]
[Жизнь в доме белорусской семьи Терравских]
[Слуцкое] коммерческое училище
 

Публикация пятая:

[Установление советской власти]

Семья Александра Васильевича Хвалебнова, б[ывшего] смотрителя Слуцкого дух[овного] училища

[Польская оккупация]
Жизнь в Слуцке при советской власти

1. Трагическая смерть Марии Васильевны Киркевич, урождённой Фёдоровой
2. Встреча с земляками-пермяками
3. Проповедь иеромонаха Ионы
4. Вымирание старых холостяков
5. «Чествование» в Слуцке лорда Керзона

Публикация шестая:

Mein «Alter ego» в Слуцке

Выступления на вечерах, в частности в женской гимназии

Отъезд из Слуцка на Урал

КАК СОЗДАВАЛАСЬ «ОЧАРОВАННАЯ» ДУША

Кружок любителей музыки в Слуцке
Я регент и солист Слуцких хоров

1. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Февральская революция прошла менее заметно: сменены были полицейские посты и уничтожено управление исправника. Большую роль в этом деле сыграл главный врач расположенного тогда в Слуцке екатеринбургского госпиталя: он устанавливал новые посты гражданской милиции» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 107 об.

2. Там же: «Перед началом нового уч[ебного] года были произведены выборы учителей в торжественной обстановке путём тайного голосования. Отстранён был директор мужской и женской гимназии Владимир Константинович Соколов как «царская собака», остальные учителя с разными показаниями за и против были допущены к преподаванию» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 108.

3. Известие об октябрьском перевороте в Петрограде пришло в Слуцк к утру 26 октября/8 ноября, а 27 октября/9 ноября по городу было расклеено написанное обращение В.И. Ленина «К гражданам России» и первые декреты Советского правительства.

4. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «В городе появилось много плакатов на темы: царь, поп и кулак, или: «семеро с ложкой – один с сошкой» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 107 об.

5. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «На первых порах главными представителями власти являлись юноши – ученики старших классов гимназии, но в скором времени из центра были присланы более солидные руководители, например, петроградский рабочий Владимиров, который в течение нескольких лет был председателем уездного исполкома. В первую очередь внимание было сосредоточено на организации уездного совнархоза, во главе которого поставлен был энергичный молодой человек Панхилевич» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 107 об. – 108.

6. Довбор-Мусницкий Юзеф (Иосиф Романович) (1867–1937) – русский и польский генерал.
В воспоминаниях автора отсутствует эпизод о кратком занятии Слуцка польским корпусом легионеров под командованием генерала Ю. Довбор-Мусницкого в конце января – феврале 1918 г., который поднял мятеж против советской власти, но затем был разоружён немецкими войсками.

7. Битва при Вердене между немецкими и французскими войсками на Западном фронте, была в 1916 г.

8. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает: построено двумя соседними помещиками русским Иванухой [зачёркнуто автором, сверху надписано – ред.] Кирьяковым и поляком Залесским (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 104 об.).

Коммерческое училище принадлежало помещику М.М. Кириакову, в его организации принимали участие владелец поместья Рачковичи пан Залесский и выпускник Слуцкой мужской гимназии, член Государственной думы Эдвард Адамович Войнилович (1847–1928).
Автор упоминает Ивануху Ивана Михайловича – председателя Слуцкой уездной земской управы.

9. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора «…опыты, лабораторные работы, по литературе постановки, инсценировки, по истории – наглядные пособия. Особое внимание придавалось рисованию, лепке. Было даже пение в младших классах. Особое внимание придано было изучению иностранных языков: им давалось курсорное чтение с последующей проверкой. Была подобрана соответствующая библиотечка» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 111.

10. Праотцев Сергей Васильевич – учитель чистописания, рисования и лепки Слуцкого коммерческого училища.

11. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает подробнее: «Дим[итрий] Ив[анович] всё-таки поехал в Москву с тем, чтобы подыскать там преподавателя рисования и лепки. Он нашёл там маститого художника и по возвращении торжественно объявил, что он нашёл преподавателя с видом патриарха. «Патриарх» не замедлил явиться. Он имел действительно вид библейского патриарха: высокого роста, с широкой бородой, длинными волосами до плеч, а фамилия у него тоже была библейская – Праотцев. Шло время, Праотцев работал, но заметно опускался…, обовшивел (siс!) и потом скрылся. Вскоре вышел из печати список тайных агентов охранки при царизме, и в нём значился Праотцев, с детальным описанием его внешности! Он работал в Аргентине» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 109 об. – 110.

12. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает, что училище в это время было уже в составе семи классов и с правами правительственных училищ этого типа. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 108 об.).

13. Там же автор указывает: «Позднее приняты были препод[аватель] немецкого и французского яз[ыков], прежде уже работавшая – Квятковская Гриневия» // Там же. Л. 109 об.
Квятковская Инна Петровна – учительница немецкого языка.

14. Петрова Агафья Петровна – учительница приготовительного класса.

15. Миролюбова Ольга Козьминична – учительница естествознания и географии Слуцкого коммерческого училища.

16. Так же автор уточняет перечень спец предметов: товароведение, коммерческое дело, статистику. (Там же. Л. 109–109 об.).

17. Платонов Анатолий Иванович – учитель политической экономии, экономической географии, коммерческой арифметики, географии и счетоводства Слуцкого коммерческого училища.

18. Там же: Заусцирский.

19. В очерке «Пётр Алексеевич Иконников в Белоруссии» в составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «…Димитрий Иванович Иванов, человек очень умный, энергичный, сторонник новых педагогических течений. Он страдал, правда, пороком многоречия: на педагогических советах начнёт речь и не может остановиться. По этому поводу о нём говорили, что он говорит и сам себя слушает. Но говорил он хорошо и умно» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 109.