12.12.2018

Слуцк во время империалистической войны
(август 1916 г. – октябрь 1917 г.)

Ближайшими военными точками для Слуцка были Синявка и Барановичи, в 60–65 вёрстах от него. В зимние холодные дни утрами в городе слышна была отдалённая перестрелка на фронте. В городе было много военных. Всё здание дух[овного] училища было занято военными. В городе был расположен Екатеринбургский военный лазарет с главным врачом Хириным. В числе медсестёр, между прочим, была одна женщина из Бродокалмака Шадринского у[езда] [Пермской губернии], которую почему-то звали «матушкой». Война в этот период носила позиционный характер, и в городе, в общем, всё было спокойно: жили, веселились и не помышляли о близости врага. Только иногда устраивались проводы молодого прапорщика на фронт, и в трактире Соловейчика на главной улице было шумно: пробки бутылок летели вверх, слышались песни, тосты, и было похожее на «пир по время чумы». Высшее начальство, очевидно, смотрело на это сквозь пальцы: дескать – люди идут на смерть – пусть побалуются. В собор на богослужении обычно являлся генерал и становился около амвона. Известно было, что в праздники на фронт на автомобиле возили батюшку Лукашевича [1] служить молебны. В городе были девушки из мещанок, которые нигде не служили, но всегда были одеты «с иголочки». В городе было много разной «братии», служащих по линии «союза города» и «союза земств». Все пили, ели, веселились.

Гримасы этого периода жизни в Слуцке

«Игорный дом» Петкевичей

Самым бойким местом в городе был трактир Соловейчика. Здесь всегда было много военной молодёжи. Рядом с трактиром была квартира Петкевичей.

Чета Петкевичей состояла из адвоката Александра Кузьмича, лет под тридцать, и жены его учительницы гимназии, дамы элегантной, красивой, в возрасте 26–27 лет, Александры Георгиевны, урождённой Таран [2]. У них было двое детей. Александр Кузьмич был талантливым оратором, Слуцкий Плевако [3] – таково было о нём общее мнение. Стоило кому-либо предложить ему какую-либо тему и предупредить: «говорить два часа», и речь его начина[ла] разливаться подобно полноводной реке – вольно, гладко и изящно. «Златоуст московский» – так называли московского адвоката Плевако; «Слуцким Златоустом» можно было назвать и Александра Кузьмича. Кроме ораторского таланта у Александра Кузьмича ещё был дар счастливой картёжной игры и страсть к обогащению и вообще к жизни не кое-как. Он учился в Москве, там же училась и Александра Георгиевна, он – в университете, она – на Высших женских курсах, и у них выработался согласованный друг с другом вкус к жизни на широкую ногу – тяга к ней. Кому другому, а им особенно милым был тезис «философа»: «человек – кузнец своего счастья», только нужно было смотреть, где оно улыбается и не прозевать. И они усмотрели, что он тут, рядом, только нужно принять некоторые организационные мероприятия, и они приняли их. Александру Георгиевну не нужно было учить, как быть гостеприимной хозяйкой, элегантной и привлекательной, потому что в семье Таранов в этом отношении было наглядное руководство, а Александру Кузьмичу стоило только взять в руки колоду карт, и он преображался в «Германа», но «пиковая дама» никогда не становилась ему на пути: он знал для этого средства. И вот военная молодёжь стала частым гостем у четы Петкевичей. Александр Кузьмич этих представителей «российского воинства» «обделывал» начисто. «Бедняги» стали «плакаться», и слух дошёл до высокого начальства, Александра Кузьмича выслали из Слуцка, но он уехал не с пустыми руками, и когда «изомроша ищущии отрочате», он вернулся в Слуцк и купил особнячок. Александра Георгиевна, как видно, тоже оставалась в Слуцке не с пустыми руками: для поездки в гимназию на уроки один из Слуцких извозчиков всегда подавал ей пару лошадей, а во время каникул она ежегодно ездила на курорт или на Кавказ, или в Крым.

«Счастливый» брак Слуцкой красавицы Рахили Гецовой

В Слуцке было два магазина по продаже шерстяных материй – драпа, сукна. Одни принадлежали выходцам из «Расеи», братьям Мухиным, в другой – Слуцкому аборигену Гецову. Фамилия Гецовых в городе была на славе: помимо того, что она принадлежала купеческому роду, в ней был знаменитый сын, тем, что он был талантливым артистом. Если «покопаться» в биографии артиста Свердловского драмтеатра Гецова [4], то, пожалуй, можно обнаружить, что он или сын того, или родня по какой-либо линии. Не меньше гремела слава и красавицы-дочери. Была Рахиль Гецова уже в возрасте «virgo viripotens», т. е. созрела для выхода замуж. Быть красавицей – значит иметь ещё лишнюю заботу: как бы не «продешевить» при выходе замуж. У Рахили, как и пушкинской Марии Кочубей [5], женихов, претендентов на её руку, было много, но она упорно выбирала, и, наконец, пришёл тот, о котором она, как Татьяна Ларина [6], сказала: «Вот он!» Был он, во-первых, из «наших», как коротко евреи называли представителей своей национальности, а, во-вторых, и это было главным, занимал хорошее общественное положение – был военный врач. Сыграли свадьбу, и, наконец, красавица, «определилась», но тут произошло нечто похожее на описание свадьбы у Руслана и Людмилы по Пушкину, с тем различием, что там была похищена невеста, а здесь – жених. Кто-то пронюхал, может быть, в порыве ревности, что наречённый муженёк Рахили вовсе не врач и не военный, а некая разновидность Ивана Александровича Хлестакова [7], но в национальности не ошиблись. «Его» посадили в тюрьму. Сколько шуму было из-за этого в городе! Гадали: как «он» смог «разыграть» врача да ещё военного? Как он делал операции и прочее? А вот, оказалось, смог, да ещё и красавицу такую «обольстил». Видно правильно говорится, что люди в погоне за удачей и счастьем иногда «теряют голову» и попадают впросак.

Преступление земского начальника Катранова, или проделки «пиковой дамы»

Уже сколько раз твердили миру, что… карты не доводят до добра. П. И. Чайковский так ярко доказал это в своей опере «Пиковая дама», но люди всегда люди: «запретный плод им подавай, а без него им рай не в рай». Составилась кампания картёжных игроков из «отцов» города, в которую входили следователь Хвалебнов, земский начальник Катранов, акцизный чиновник Киркевич и кто-то из прокуратуры и суда. Играли, играли, и Катранов признался, что он проиграл не «свои» деньги, а казённые. Решение последовало немедленно: его посадили за решётку: не играй со следователями и судейскими!


«Хождение по мукам»
[Жизнь в доме еврейской семьи Эпштейн]

Когда мы в конце августа 1916 г. направлялись из Парич в Слуцк, то никак не думали, что нас в нём ожидает такое пёстрое и изменчивое будущее, которое составило содержание нашей жизни в нём, в Слуцке. Получилась своеобразная «Одиссея», в которой было, однако, то положительным, что нам удалось за семь лет жизни в Слуцке многое узнать, что при других условиях не пришлось бы узнать.

Мы прибыли в город, когда была слякоть: плакало небо, в городе была грязь, но при этом движение не замирало: это диктовала близость города к фронту. Первым пунктом в городе были «номера» Некрича. Нет, странствовавший по России Чичиков [8] не смог бы увидеть то, что предстало перед нашими глазами. Грязь, отвратительная грязь, которую можно разве представить по библейскому выражению: «и возвратился пёс на свою блевотину» [9]. С трудом промучились ночь. Наутро хозяин охотно вошёл в наше «положение» и помог устроиться в соседях, в еврейской семье Эпштейн, о чём те, очевидно, просили. Нам отвели изолированную комнату с отдельным входом. Это было не плохо, но комната оказалась сыроватой, а топка была на стороне хозяев. В общем, если принять во внимание, что близко был фронт, а город был перенаселён, то мы могли бы благословить нашу судьбу.

С этой, новой для нас, позиции и начались наши наблюдения за окружающей жизнью. Прежде всего, с хозяев. Их семья состояла: хозяин Мордух, Мордке – сокращённо, хозяйка Беля, дети – Леве, Додл, Рохл, Соня, двойники – Гита и Роза, маленькая Нюня замыкала перечень детей. Родителям было за сорок лет. Леве бросил учиться в коммерческом училище и «гонял голубей», т. е. просто бездельничал, Додл – накануне этого положения, Рахиль и Соня учились в гимназии. Гита и Роза готовились к этому. Был жив ещё старик Зейде, отец Мордуха, но его держали где-то в кухне в обществе прислуги Федосьи. У хозяев был дом на 4–5 комнат, деревянный, склад и коровник во дворе, два небольших фруктовых садика. С нами имела общение «пани» Беля, а хозяин держался в стороне. Хозяйка была очень любезной и всё угощала нас своими специфическими блюдами: рыбными котлетами в луковом пюре, сильно проперченные и с чесноком, а на их пасхе – мацой и вином из изюма. Дети, особенно девочки, были очень любезными: я имел уроки в женской гимназии, и это побуждало гимназисток оказывать мне допол[ните]льно ко всему прочему внимание. Мы были знакомыми с сёстрами хозяйки, из которых одна служила сестрой в больнице. Сёстры хозяйки были нашими хорошими друзьями. Мы разделяли с ними их горе: у одной муж был убит разбойниками при поездке в район (вероятно автор имел ввиду "уезд". - В.Х.), у другой погиб при попытке освободиться от военной службы: чем-то подтравился, чтобы вызвать сердечную болезнь… и умер. Одним словом, мы жили с хозяевами дружно и даже стали кое-что усваивать из их языка: «wos tuste», «busel, busel, gib mir a kindele» и пр. (перевод: «что ты делаешь», «аист, аист, дай мне ребёнка» и пр.). Запомнили даже отрывок из одной свадебной песни: «Und dor Chossen zalt das Jelda, und die Kale ziet und qualt» («жених считает деньги, а невеста смотрит и радуется»). Иногда мы слушали, как молодёжь их пела тягучие и мрачные песни.

Мы, таким образом, познакомились с жизнью представителей «избранного народа», но осталось загадкой для нас, как семья находила средства для жизни, а ведь жили не как-нибудь, а с покрытием широких потребностей. Был, например, у них клавесин, и приходила учительница учить детей музыке. Леве нам играл по нотам марш, романсы и пр. Где Мардохей добывал средства? Он нигде не служил. Иногда он скрывался на несколько дней, и вдруг в ограде появляется стадо гусей, или в складе гора арбузов. Но было очевидно, что эти операции было мелочью, так – между прочим, по пути, а главное было не это, но что же? Иногда его можно [было] видеть в обществе трёх-четырёх ему подобных людей: стоят они, о чём-то шепчутся и смотрят вдаль. Для нас ясным было одно: и он, Мардохей, и tutti quanti [10] «мастера жизни», т. е. мастера делать гешефт.

Занятия духовного училища проходили в здании высшего начального училища, а для общежития было арендовано особое здание [11]. Не сразу я привык к новым фамилиям: Горощеня, Кнеля, Мамчиц, Жаврид и пр. Ребята были больше деревенские из бывшей шляхты. Ни как не мог примириться с принятым в училище обращением учеников к учителю со словами: «господин учитель». Назвать учителя по имени и отчеству считалось фамильярным. В общежитии странным казалось, что вместо чая давали запивку. Много нового, своеобразного, но вот запоют ученики молитвы – известные мотивы: тут все, как и у «нас». Это было то, что объединяло и русских, и украинских, и белорусских детей в одну монолитную семью. Новым было среди песнопений здесь только то, что ученики пели тропарь младенцу Гавриилу: «Святый младенче Гаврииле…» Нет, мысль не мирилась с этим.

Занятия в дух[овном] училище шли по давно знакомому мне трафарету, а сближение с учителями больше шло на основе увлечения пением, о чём речь будет ниже.

Слуцкая женская гимназия

Ещё из Перми я делал запрос директору Слуцкой мужской гимназии о возможности получения уроков по линии Министерства народного просвещения и получил положительный ответ. Мне предоставлены были, в соответствии с моим запросом, уроки по словесности в пятом и шестом классах женской гимназии. Таким образом, моё мировоззрение снова расширилось, благодаря знакомству с учебным заведением этого типа [12].

Выше я уже отмечал, что в этой гимназии был значительный процент девиц еврейской национальности, очень экспансивных и смелых. На уроках вдруг раздавался голос: «Скажите, что такое любовь?» или «Расскажите что-либо о любви». Распространено было выражение: «Что за педант наш учитель словесности? Всё нам толкует о высоких материях, а о любви – ничего». После уроков у выхода поджидают две-три гимназистки с просьбой: «Разрешите Вас проводить». И это при наличии штата воспитательниц, которые присутствовали на уроках, но стоило только одной из них почему-либо отлучиться с урока, как вышеуказанные вопросы направлялись в адрес преподавателя. Поэтому, перефразируя известные слова Фамусова [13]: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом?», можно было бы сказать: «Что за комиссия, создатель, быть преподавателем женской гимназии?». Если преподаватель был женат, то спрашивали в узком кругу: «Зачем он женат?», и спрашивали с воздыханием. Разделять преподавателей на любимых и нелюбимых было обычным в женской гимназии. В гимназии полагалось время от времени проводить классные сочинения, причём время проведения предлагалось засекречивать. Была у меня одна ученица, у которой было удивительное чутьё угадывать день, когда должно было писать классное сочинение. В такие дни она обычно отсутствовала на уроке, а потом подходила ко мне с объяснением: «Вот опять не писала Вам сочинение; знала бы, что будет сочинение – больная пришла бы на урок». Зная плутовку, я тоже прикидывался и заявлял: «Я убеждён был, что Вы будете на уроке, и очень удивился, что Вас не было». Фамилия этой ученицы была – Ляндо.

Две сестры сидели рядом и написали сочинения, ничем не отличающиеся одно от другого – идентичные. Спрашиваю: кто же у кого списал? И та, и другая с пеной у рта отрицают списывание у кого-либо. «В таком случае», высказываю новое предположение, – «вы обе списывали с одного и того же источника». «Нет» – уверяют обе в один голос. Так и не сознались и не открыли тайну этого явления. Делаю вывод: в женской гимназии, как и в мужской, идёт «борьба за существование», но только не в такой резко выраженной форме, как в последней.

В Слуцке всем было известно, что у преподавателя латинского яз[ыка] мужской гимназии Петра Ивановича Сутриса ежегодно во время экзаменов выбивали стёкла в кабинете его квартиры. В конце концов, он сам признал неизбежность этого явления и стал ставить у этого окна шкаф для защиты, по крайней мере, своей персоны от камня или полена. Передавали также, с какой предосторожностью вёл себя во время экзаменов другой преподаватель латинского яз[ыка] Иван Петрович Даляк. Однажды к нему пристали, как с ножом к горлу два ученика с вопросом, сколько он поставил им, какую оценку за письменную работу на экзамене. Они чувствовали неблагополучие своих работ. Вопрос был задан сначала в стенах гимназии, но в уединённой обстановке. Он ответил, что не помнит. Пошёл домой, они за ним: «Иван Петрович, скажите, скажите». Он: «не помню». Наконец, он вошёл в прихожую комнату своей квартиры и из-за чуть приоткрытой двери быстренько сказал, указывая рукой: «Вам – два и Вам – два» и захлопнул дверь на замок.

В женской гимназии таких ситуаций, конечно, не могло быть, но затворничество и скрытность культивировались с женской настойчивостью и упорством.

Во всяком учебном заведении всегда выделяются отдельные личности из учеников, на которых останавливается внимание. В Слуцкой женской гимназии такими были три сестры Домени – Надежда, Елизавета и Нина, выделявшиеся из среды других исключительной культурой, дисциплинированностью и упорством в учении. С Елизаветой случилось несчастье: тотчас же по окончании гимназии она умерла. Этими же качествами отличались две сестры Щуки – Таня и Шура. Таня, кроме того, была пианисткой и аккомпанировала на вечерах. Она также вскоре по окончании гимназии умерла от туберкулёза.

В педагогическом составе женской гимназии преобладали белорусы, как об этом уже сказано выше.

Начальницей гимназии была Петрашен Мария Васильевна [14], пожилая, одинокая женщина, окончившая какой-то институт благородных девиц и на всю жизнь сохранившая черты институтского воспитания – жеманство, внешний лоск, вертлявую манеру движения и, конечно, полную бесхозяйственность: в её кабинете даже во время её приёмов свободно разгуливали мыши, а в складках гардин сновали мышата. Директором гимназии был В. К. Соколов, директор мужской гимназии, а она, по существу, была только старшей воспитательницей. К ней на приём являлись вновь назначенные преподаватели, но это было только актом вежливости – не больше. Она не пользовалась авторитетом среди педагогического состава. Преподавателем литературы в старших классах – штатным был Степан Герасимович Перегуд-Погорельский, из местных крестьян, получивший высшее образование, а в отдельных группах вели занятия по этому предмету совместители: Игнатьев, преп[одаватель] дух[овного] училища, и Кудрявцев, преподаватель мужской гимназии [15].

В младших классах – III, IV и V занятия проводила Александра Георгиевна Петкевич (см. выше).

Занятия по физике и естествознанию вёл Алексей Александрович Корсунь, не то белорус, не то украинец по происхождению, человек с высшим образованием, но сохранивший черты прежнего деревенского быта: женился на простой деревенской девушке, жил в избе с земляным полом и внешне имел вид «опростившегося» человека. Был талантливый преподаватель.

Математика, можно сказать, была на откупе у великороссов: в старших классах вела занятия только что кончившая Высшие женские курсы Мария Васильевна Фёдорова, впоследствии вышедшая замуж на акцизного чиновника Киркевича; в средних классах – Александра Васильевна Свешникова [16] и в младших – Зинаида Арефьевна Самсыгина, эвакуированная из Бреста.

Фёдорова была требовательным преподавателем и пользовалась репутацией знатока предмета.

Свешникова с гимназическим только образованием считалась не полноценным по образованию математиком гимназии, но была очень претенциозной на этот счёт личностью и ревниво отстаивала положение о том, что можно быть талантливым педагогом, не имея известного ценза образования. Когда по этому вопросу иногда начинались дискуссии с указанием на определённое, всем известное, лицо, и высказывалось мнение, что это лицо не может преподавать тот или иной предмет по недостатку образования, она всегда отстаивала свою точку зрения, и ей именно принадлежал тезис в форме афоризма: «преподаёт – значит: может преподавать». Из всех преподавателей она выделялась острым реагированием на политические события и была ярым врагом Григория Распутина. Она в учительской комнате всегда поддерживала интерес к политическим событиям и восторженно встретила Февральскую революцию. Не прочь была «плести» интриги против начальницы Петрашен.

Рукоделие преподавала Рынейская Ольга Константиновна, эвакуированная из Бреста. Иностранные языки – немецкий и французский – преподавали: Игнатьева Анна Фридриховна, баронесса Валентина Михайловна Шлиппенбах [17] и ещё одна молоденькая учительница, фамилии которой я не помню. Шлиппенбах была вдова предводителя дворянства г…, женщина очень образованная. Законоучителями были: у православных – священник Леонтий Наркевич [18], у католичек – молодой ксён[д]з Гродис [19], хитрый и вертлявый, о котором пожилые католички говорили, что он больше любит спасать молодые души, чем старые; и у евреек – один из раввинов города [20]. Преподавательницей начальных классов была… Филимонова [21]. Она же была секретарём директора по женской гимназии и его видимым и видящим «оком», а сам он больше присутствовал в гимназии «невидимо».

Как некой символической фигурой гимназии был швейцар и комендант здания – Марк Гломбоцкий.

В связи с тем, что власти в городе несколько раз менялись, гимназия тоже испытала все стадии «хождения по мукам».

Я преподавал в ней словесность с 1-го ноября 1916 г. по 31-е марта 1917 г. и латинский язык – с 1-го сентября 1920 г. по декабрь того же года.

В начало

Публикация первая:
[Назначение в Слуцкое духовное училище]
[Местечко] Паричи
Организация занятий [трёх духовных училищ]

Публикация вторая:

Слуцк [(описание города)]

Публикация третья:
Слуцк во время империалистической войны (август 1916 г. – октябрь 1917 г.)
Гримасы этого периода жизни в Слуцке

«Игорный дом» Петкевичей
«Счастливый» брак Слуцкой красавицы Рахили Гецовой
Преступление земского начальника Катранова, или проделки «пиковой дамы»

«Хождение по мукам» [Жизнь в доме еврейской семьи Эпштейн]
Слуцкая женская гимназия

Публикация четвёртая:
[1917 г.]
[Немецкая оккупация]
[Жизнь в доме белорусской семьи Терравских]
[Слуцкое] коммерческое училище
 

Публикация пятая:

[Установление советской власти]

Семья Александра Васильевича Хвалебнова, б[ывшего] смотрителя Слуцкого дух[овного] училища

[Польская оккупация]
Жизнь в Слуцке при советской власти

1. Трагическая смерть Марии Васильевны Киркевич, урождённой Фёдоровой
2. Встреча с земляками-пермяками
3. Проповедь иеромонаха Ионы
4. Вымирание старых холостяков
5. «Чествование» в Слуцке лорда Керзона

Публикация шестая:

Mein «Alter ego» в Слуцке

Выступления на вечерах, в частности в женской гимназии

Отъезд из Слуцка на Урал

КАК СОЗДАВАЛАСЬ «ОЧАРОВАННАЯ» ДУША

Кружок любителей музыки в Слуцке
Я регент и солист Слуцких хоров

1. Лукашевич Михаил – священник Слуцкого Николаевского собора, Слуцкий уездный наблюдатель церковно-приходских школ.
2. Петкевич Александра Георгиевна – учительница русского языка Слуцкой женской гимназии.
3. От имени известного московского адвоката и судебного оратора Фёдора Никифоровича Плевако (1842–1909), участвовавшего в крупных политических и уголовных процессах.
4. Гецов Григорий Ефимович (1918–2000) – советский и российский актёр и режиссёр. Народный артист Российской Федерации (1995). Родился в г. Слуцке. С 1946 служил в Свердловском театре драмы. Руководитель самодеятельного народного театра Дома культуры железнодорожников (с 2000 г. Народный театр драмы имени народного артиста России Г. Е. Гецова).
5. Героиня поэмы А. С. Пушкина «Полтава».
6. Героиня романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин».
7. Герой комедии Н. В. Гоголя «Ревизор».
8. Герой поэмы Н. В. Гоголя «Мёртвые души».
9. Выражение из Второго соборного послания святого апостола Петра (Новый Завет).
10. tutti quanti – по-итальянски «и всякие другие».
11. Здание Слуцкого духовного училища было занято военными.
12. Занятия в Слуцкой женской гимназии автор вёл в течение года одновременно с занятиями в Слуцком духовном училище.
13. Персонаж комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».
14. Петрашен Мария Васильевна – главная надзирательница Слуцкой женской гимназии.
15. Кудрявцев Сергей Кесаревич – учитель русского языка Слуцкой мужской гимназии.
16. Свешникова Александра Васильевна – учительница арифметики и математики Слуцкой женской гимназии.
17. Шлиппенбах фон (Хоёцкая) Валентина Михайловна – супруга барона Теодора Георга Элиза (Фёдора Альбертовича) фон Шлиппенбах (1853–?), в 1916 г. управляющего крестьянскими комиссиями в Минске и Бобруйске, Двинского уездного предводителя дворянства.
18. Наркевич Леонтий – священник, настоятель Слуцкой Воскресенской церкви.
19. Гродис Ян (1881–1942) – ксёндз, с 1916 г. и. о. настоятеля костёла Пресвятой Троицы и Успения Пресвятой Девы Марии в г. Слуцке. Директор гимназии в Несвиже в 1920–1921 гг. Арестован немцами в 1942 году, через несколько месяцев освобождён. Погиб при невыясненных обстоятельствах.
20. Эшман Абрам.
21. Филимонова Нина Владимировна – учительница приготовительного класса Слуцкой женской гимназии.