15.11.2016

«Судьбы народов России», так называется книга Владимира Бенедиктовича Станкевича, изданная в 1921 году в берлинском издательстве И.П. Ладыжникова. Она содержит краткую историю, а в основном интересные описания событий времён начала XX века глазами современника. Автор пишет о том, что случилось в Беларуси, Украине, Литве, Латвии, Эстонии, Армении, Грузии, Азербайджане, Финляндии и Польше. Книга написана красивым, интеллигентным стилем, и ещё в дореволюционной грамматике. Правда, при оцифровке для удобства чтения, пришлось использовать современное написание, но смысла это нисколько не меняет. Возможно, внимательный читатель заметит опечатки – пишите, исправим.

Эта издание – прекрасный обзор того состояния в колониях Российской империи, с которого большевики начали свою деятельность на этих землях. Оцифрована только часть книги, касающаяся Беларуси. Если кого-то заинтересует полный текст, то его легко можно найти в Интернете. Вот одна из ссылок на книгу.

Владимир Бенедиктович Станкевич (16 ноября 1884, Биржай – 25 декабря 1968, Вашингтон) – литовский и русский общественный и политический деятель, юрист, правовед, философ.

Среднее образование получил в Риге и Петербурге, гимназию окончил в Петербурге (1903). Окончил юридический факультет Петербургского университета (1908). Был оставлен при кафедре для подготовки в профессуру. В 1913 году получил степень магистра, в 1914 году утверждён приват-доцентом уголовного права. С началом Первой мировой войны поступил в военное училище. Окончив училище в 1915 году, служил военным инженером. Позднее в Петрограде в училище военных инженеров преподавал фортификацию. Выпустил совместно с генералом Яковлевым и полковником Бартошевичем учебник фортификации.

Был секретарём фракции Трудовой народно-социалистической партии в Государственной думе. В 1917 году был избран в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. В мае 1917 года стал начальником кабинета военного министра А.Ф. Керенского, в июне назначен комиссаром Временного правительства на Северном фронте, в конце сентября – комиссаром Временного правительства в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилёве при начальнике штаба генерале Н.Н. Духонине. Участвовал в попытках подавить большевистский переворот, одним из последних покинул Зимний дворец и затем Гатчину, пытался организовать сопротивление в Могилёве. Дважды арестовывался большевиками и жил полулегально, пока ему не удалось выехать в мае 1919 года в Германию.

С августа 1919 года четыре года прожил в Берлине, основал просуществовавшую год политическую группу «Мир и труд». Группа проповедовала «культурное примиренчество» (имеется в виду частичное примирение с большевистским режимом в России), к которой примкнули Г.Н. Брейтман, С.Я. Шклявер, А.С. Ященко, Роман Гуль, Ю. Офросимов, Е.А. Ляцкий и другие. В апреле – октябре 1920 совместно с В.В. Голубцовым редактировал и издавал журнал «Жизнь», руководил издательством «Знание».

В 1922 году переехал в Каунас. С сентября 1923 года доцент, позднее профессор Литовского университета, заведующий кафедрой уголовного права. Читал курсы уголовного права и торгового права. Одновременно занимался адвокатской практикой, был членом Совета адвокатов Литвы, несколько лет член правления Общества правоведов Литвы.

С приближением Советской армии в 1944 году эмигрировал в Германию. Один из основателей и президент (1948 – 1949) Балтийского университета в Германии. В 1949 году переехал в США, занимался научными исследованиями в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Сотрудничал в американских русских изданиях «Новый журнал» и «Новое русское слово», а также в многотомной «Литовской энциклопедии» («Lietuvių enciklopedija»), издававшейся с 1950-х в Бостоне, для которой написал ряд статей.

БЕЛОРУССИЯ

А хто там iдзе, а хто там iдзе
У агромнiстай такой грамадзе?
– Беларусы.

А што яны нясуць на худых плячах,
На руках ў крывi, на нагах у лапцях?
– Сваю крыўду.

А куды ж нясуць гэту крыўду ўсю,
А куды ж нясуць напаказ сваю?
– На сьвет цэлы.

А хто гэта iх, на адзiн мiльён,
Крыўду несць наўчыў, разбудзiў их сон?
– Вяда, гора.

А чаго ж, чаго захацелась iм,
Пагарджаным век, iм, сляпым, глухiм?
– Людзьмi звацца.

Янка Купала

1. Территория и население. 2. Белорусский язык. 3. Экономическое состояние Белоруссии. 4. Историческая судьбы Белоруссии. 5. Зачатки белорусской литературы. 6. Белорусское движение на русской почве. 7. Идея белорусской автономии. 8. Культурная работа. «Наша Нiва». 9. Война и революция. 10. Белорусы и немцы. 11. Белорусы и литовцы. 12. Белорусы и поляки.

1. Территория и население

Согласно данным переписи 1897 года, белорусское население составляло большинство во всей Минской и Могилёвской губерниях, в Витебском, Велижском, Городокском, Дрисненском, Лепельском, Невельском, Полоцком и Себежском уездах Витебской губ., в Гродненском, Пружанском, Белостокском, Слонимском, Волковысском, Сокольском уездах Гродненской губ., в Виленском, Лидском, Ошмянском, Свенцянском уездах Виленской губ., в Суражском уезде Черниговской губ. и в Краснинском уезде Смоленской губ. Значительно шире во все стороны распространяет границы белорусского племени проф. Карский, почти что монополизировавший научное исследование белорусского языка. С ревностью учёного, повсюду отыскивающего объект своего исследования, проф. Карский, на основании фонетических особенностей речи, относит к Белорусской территории ещё Мглинский, Стародубский, Новозыбковский, части Новгород-Северского, Соснинского и Городокского уездов Черниговской губ., Бельский, Поречский, Духовщинский, Смоленский, Рославльский и часть Ельнинского и Дорогобужского уездов Смоленской губ. и. т. д.

Вместе с тем, проф. Карский увеличивает и количество белорусов. Если, исходя из переписи 1897 года и прибавляя естественный прирост, мы к 1917 году получаем общее число белорусов в 8 272 156 человек, то Карский увеличивает это число до 9 300 000. Особенно бесцеремонно поступлено со Смоленской губернией, число белорусов в которой Карский с 140 000 увеличивает до 842 000, при чём опору и основание для этого он ищет в виде данных учёта населения, произведённого в 1866 году!

В нижеследующей таблице приводится сопоставление общих итогов подсчётов проф. Карского:

Численность белорусов (в тысячах):

В виду закона о вероисповедной терпимости, значительное количество православных из бывших униатов перешло в католичество, и ныне общее отношение католиков к православным исчисляется, как 1:3.

Однако, и эти цифры уже не удовлетворяют белорусских общественных деятелей, и в своей пропагандистской литературе они говорят о Белоруссии, как стране в 250 000 кв. вёрст с 15 – 16 миллионами жителей, из коих около 12 миллионов белорусы! Уже само сопоставление этих спорных цифр показывает, в каких пределах колебались бы спорные вопросы при отмежевании белорусов от соседей.

2. Белорусский язык

Споры эти, однако, в значительной степени обусловлены органическими причинами, тем обстоятельством, что белорусский язык по своим свойствам значительно приближается к трём соседним языкам: польскому, украинскому и, в особенности, великорусскому. В последнем отношении родство так велико, что белорусский язык можно определить, как совокупность ряда фонетических особенностей в произношении русских слов. Главные из этих особенностей: а к а н и е – «е» без ударения произносится как «я»: например, бяру, бярёза, цяперь; дзякание и цякание – «д» и «т» перед мягкими гласными «е» и «и» и полугласной «в» переходят в «дз» или «ц» – например, дзед, цвердый, цярпеть, звук «г» всегда произносится с придыханием, как в слове «Господь» и пр. И почти все эти особенности могут быть установлены, как провинциализмы, в произношении русских слов. Правда, кроме того, белорусский язык имеет много слов из соседних языков: польского, литовского, украинского. Но, в виду отсутствия 6елорусской литературы, влияние соседей на белорусский язык чувствуется не везде одинаково, и в пограничных областях имеются белорусские говоры, составляющее переходные этапы между чисто белорусским языком, какой слышится в Минской губ., и языками великорусским, польским и украинским; некоторые исследователи даже указывают на существование обособленных языков польско-белорусского (Бодуэн-де-Куртенэ) и украинско-белорусского. Во всяком случае, русский и белорусский крестьянин без всякого труда понимают друг друга, точно так же как русский интеллигент без всякой подготовки понимает белорусскую книгу. Процесс ассимиляции продолжается неустанно до последнего времени, так что можно ожидать, что новая перепись дала бы число белорусов значительно ниже, чем в 1897 году, и только чрезвычайный рост культурного развития и глубокое народное самосознание могло бы служить опорой для выделения белорусов из соседних народов. Но объективный исследователь должен признать, что до сих пор этих условий нет налицо, и отделение белорусского народа от его соседей всегда будет носить характер искусственности, а отмежевание его от великорусской стихии совершенно невозможно.

3. Экономическое состояние Белоруссии.

Экономически Белоруссия один из самых убогих краёв России. Главное её богатство – леса. Об их количестве можно судить по следующей таблице, относящейся к 1913 году:

Так как для удовлетворения местных потребностей считается достаточным 35 аров на жителя, то можно судить о перспективах в лесном хозяйстве этих губерний.

Зато условия для земледелия, в виду сравнительно плохой и бедной почвы, не благоприятны, даже по сравнение с Литвой. Если урожайность Литвы равна приблизительно 50 % урожайности Восточной Пруссии, то в губерниях Минской и Могилёвской этот процент падает до 35. Главная масса земли находится в руках крестьянства. Вторую категорию землевладения составляют помещики.

Промышленность не имела условий для развития, в виду ограниченности путей сообщения, недостатка капитала, а, главное, в силу отсутствия естественных богатств.

По роду предприятий промышленность распределялась следующим образом в губ. Минской, Могилёвской, Витебской и Смоленской.

Таким образом, таблица показывает значительное оживление промышленности за десять лет. В таблицу не включены данные наиболее индустриализированной Гродненской губернии (Белостокский район), что ещё более подчеркнуло бы тенденции промышленного развития в крае.

В экономической ориентаций края следует установить известную двойственность, соответствующую двойственности в политических влияниях: наряду с влиянием общерусских центров, было весьма значительно тяготение в сторону Варшавы. Помимо влияния местного польского элемента в крае, в этом тяготении сказываются и естественные условия общего движения капитала и промышленной предприимчивости с запада на восток. Если перед московскими капиталистами открывались широкие, безграничные просторы на востоке, и их внимание не могла привлекать убогая страна болот и лесов, то для польского элемента это было ближайшей сферой экономической работы. Поэтому в структуре сельскохозяйственных обществ, в кредитных учреждениях, в личном составе деятелей над экономическим возрождением страны – повсюду весьма заметные и сильные польские влияния.

4. Исторические судьбы Белоруссии

Те, в общем незначительные, черты, которые выделяют белорусов из общей великорусской массы, определились особенностями исторических судеб Белоруссии. Славянские племена Дреговичей между Припятью и Двиной, Кривичей в верхнем течении Двины, Волги и Днепра и Радимичей над Сожем, из которых образовалось белорусское племя, были рано, уже в XII и XIII веках, завоёваны литовскими князьями. Вплоть до разделов Польши судьбы их были выделены из судеб остальной России, и культурным, политическим центром их становится не Москва, но сперва Вильна, а впоследствии – Варшава. Но, оказавшись под властью литовских князей, белорусские племена на первых порах потеряли лишь свою политическую независимость. Культура же их не только сохранилась, но даже получила преобладание над культурой литовцев, и мало-по-малу белорусский язык становится языком литовского двора, князей и дворянства и официальным «актовым» языком. К этому времени относится деятельность Франца Скорины, издавшего перевод Библии на белорусском языке. Но, оторванный от родной почвы, развивавшийся на основе национально-чуждого законодательства, «актовый» язык начинает всё более отдаляться от народного говора и становится смесью церковно-славянского языка с польскими, литовскими и латинскими терминами, чем значительно разнится от разговорного белорусского языка. Превратившись в книжный язык, он делается мало понятным даже для высших классов и вслед за унией с Польшей, после недолгой борьбы, уступает место польскому языку. Если «Литовский Статут» в 1588 году указывает, что «Земски писарь мает по русску литерами и слову русскими вси листы, выписи и позвы писати, а не иншим езыком и словы», то через сто лет Сейм 1696 года постановляет, что писарь должен писать по-польски, а не по-русски. Народный же белорусский язык остался по-прежнему холопским, низким языком, ненужным и неспособным служить орудием для высшей культуры, пригодным лишь в лучшем случай для забавы, для шутливых повестей и юморесок. Только употребление униатским духовенством охраняло белорусский язык от полного упадка и заброшенности.

5. Зачатки белорусской литературы

Первым светским произведением на белорусском разговорном языке является переделка «Энеиды» Котляревского, принадлежащая перу неизвестного автора и вышедшая в свет, вероятно, в последних годах ХVIII или в начале XIX века. Но это произведение осталось одиноким и не произвело вначале большого впечатления: лишь в середине XIX века, когда интерес к белорусам и их творчеству получил значительное развитие, «Энеида» завоёвывает себе широкую популярность. Такого же характера литературным произведением является шутливая поэма «Тарас на Парнасе», написанная, по-видимому, белорусом с русской культурой и получившая очень широкое распространение.

Вслед за этими анонимными юмористическими произведениями, служащими забавой для местной шляхты, начались и более серьёзные проявления интереса к белорусскому народу и языку. Вначале белорусами заинтересовывается польская интеллигенция. Это было естественно потому, что только она, в лице помещичьего элемента, имела возможность близко знать и постоянно сталкиваться с белорусским народным элементом. Польские романтики: Чечот, Зан, Одынец, Мицкевич и другие не только пользуются мотивами народной поэзии, но начинают её изучать; при чём над этими работами витает и туманная политическая идея – так, в сороковых годах, в Виленском университете существовал кружок лиц, мечтавших о восстановлении прежнего Литовско-Белорусского великого княжества. В Париже в 40-ом году появляется произведение Рыпинского: «Белорусь», посвящённое поэзии и обычаям белорусов. Большое значение имеют сборники народных песен, пословиц, поговорок и пр., собранных Чечотом. Кроме того, местная польская литература все более проникается народным элементом, при чём мало-по-малу, наряду с произведениями на польском языке из народного быта, начинают появляться произведения на белорусском языке. Таким писателем, вслед за Рыпинским, быль ещё Борщевский. Но оба они прежде всего польские писатели. Отцом подлинно белорусской литературы обычно считается Дунин-Марцинкевич (1807 – 1885), шляхтич из Бобруйска. Однако, и он писал больше по-польски, чем по-белорусски, при чём некоторые его произведения написаны смешанно: например, в известной «Селянке», музыку для которой написал Монюшко, большинство действующих лиц говорить по-польски, и только войт Наум, крестьянин Тит и хор крестьян говорят на белорусском языке. Всецело на белорусском языке написана дидактическая повесть «Гапон». Кроме того, перу Марцинкевича принадлежит много переводов, в особенности с польского языка («Пан Тадеуш»).

Наряду с Марцинкевичем, в пятидесятых годах на белорусском языке пишет ряд польских авторов; в начале 60-х годов, в силу политических причин, вызванных польским восстанием, белорусский язык явился на некоторое время в качестве орудия политической пропаганды. На нем издаётся ряд брошюр, листков и воззваний противоправительственного характера, распространяемых польскими патриотами. Характерно, что в ответ на это русские власти тоже стали издавать воззвания и брошюры на белорусском языке и пускать в оборот антипольские белорусские песенки. В это же время появляется первый белорусский букварь, составленный поляками для обучения в польских школах: «Element dla dobrych dzietok katolikou», в котором, кроме азбуки и указаний для чтения, был ещё катехизис, объяснение десяти заповедей и молитвы.

Таким образом, белорусский язык мало-по-малу начинал из игрушки и забавы превращаться в серьёзное орудие политической агитации и науки; при чём главные усилия в этом направлении всё время делали поляки, которые в белорусском языке видели единственное средство обособить Белоруссию от русских влияний и сохранить своё культурное значение в крае. Со стороны же русской интеллигенции интерес к белорусскому языку и народу был проявлен значительно позже. Поэтому и работа шла преимущественно среди близких к Польше областей, населённых белорусами-католиками, на которых влияние польской культуры было особенно сильно. Естественно, что и шрифт, которым печатались тогда книги, был преимущественно латинский. Но в 1865 году работе этой был нанесён непоправимый удар, в виде запрета печати латинским шрифтом. Под влиянием католического духовенства, белорусские книги, напечатанные гражданкой, были восприняты католической частью населения, как попытка насильственного обращения в православие, и не привились. С отпадением польского элемента, раздувавшего искры политического сепаратизма, белорусское движете почти прекратилось. Кроме того, вообще польская работа в крае стала встречать непреодолимые трудности, в виду усиленных репрессий, которые посыпались на польский элемент после подавления восстания 1862–3 года.

6. Белорусское движение на русской почве

Возобновилось белорусское движете только в 80-х годах, но уже на русской культурной почве, в связи с общей демократизацией русской жизни. С одной стороны, появился ряд русских учёных, заинтересовавшихся особенностями языка и изучавших белорусскую этнографию и историю – Сапунов, Стукалич, Никифоровский, Довнар-Запольский, Карский. Вместе с тем, наряду с общим стремлением всей русской интеллигенции искать дорог сближения с народом, интеллигенция, выходящая из рядов белорусского народа, тоже старалась не терять связей с ним, но использовать их для своей общественной работы. Таким образом, если прежние работники на белорусской ниве были польскими интеллигентами, то деятели новой формаций, выходившие главным образом из восточной, православной части Белоруссии, были прежде всего русскими интеллигентами, пропитанными русской культурой. Среди студенческих кружков в русских университетских городах образуются белорусские землячества, кружки, и даже начинают намечаться различные направления. Наиболее крайними течениями среди белорусской молодёжи в 1884 году издаётся гектографированный журнал «Гомон», правда, на русском языке, но уже с ясно выраженными тенденциями к белорусской автономии. Растёт число изданий, посвящённых белорусской этнографии (сборники Бессонова, большой «Словарь белорусского наречия» Шейна и пр.). Но из литературных произведений на белорусском языке ещё нельзя указать нечего.

Только к концу 90-х годов усилиями белорусской молодёжи, обучавшейся в высших учебных заведениях, делаются первые шаги к созданию белорусской литературы с просветительными целями. Начинает появляться «Северо-Западный Календарь», в котором помещаются произведения современных и старых авторов на белорусском языке. Оживляется работа на белорусской ниве и со стороны поляков: некто Ельский, польский помещик, издаёт несколько просветительных брошюр на белорусском языке: о вреде водки, об эмиграции и пр. Появляются произведения на белорусском языке Богушевича, Неслуховского – оба автора опять-таки и по культуре, и по происхождению были поляками. Произведения Богушевича появились за границей, в Кракове и Познани. Уже к первому сборнику своих произведений «Dudka białaruskaja» (Краков, 1891 г., под псевдонимом Симона Реуки) Богушевич даёт предисловие, в котором указывает на самостоятельность белорусского народа и языка и призывает белорусов к национальному возрождению. Такую же позицию занимает и Неслуховский.

К этому же времени относятся и первые зачатки организованности. В конце 90-х годов в Минске возник кружок белорусской молодёжи средних учебных заведений, ставивший своей целью изучение Белоруссии и белорусов, собирание народных произведений и разработку белорусского национального вопроса. Некоторые из членов кружка попали в высшие учебные заведения Петербурга и приступили к организации там аналогичного кружка, при чём на их призыв откликнулось несколько десятков из белорусской молодёжи. Движение это особенно оживляется в годы, предшествующее освободительному движению. Белорусская молодёжь, особенно в Петербурге, образует более тесные кружки для совместной просветительной и культурной работы. Создаётся «Общество белорусского народного просвещения» (1902 г.), которое издаёт несколько книжек для чтения. Особенное значение получает в это время появление монографии проф. Карского «Белорусы», научно доказывавшего самостоятельность белорусского языка.

Наряду с чисто культурными стремлениями, проявляются и политические тенденций, получившие наиболее яркое выражение в организации «Беларусская рэволюцыйная Громада», которая с 1903 года переименовалась в е «Беларусскаю соцiалiстычную Громаду», по программе своей соответствовала украинским и другим национальным партиям и находилась с ними в контакте. Организация эта начинает пользоваться известным влиянием среди белорусского крестьянства и рабочих и служить для объединения белорусской интеллигенции, указывая определённые политические цели, между прочим – автономию Белоруссии.

7. Идея белорусской автономии

Как мы уже упоминали, впервые идея политического обособления появилась, как историческое воспоминание, в кружке виленских романтиков-сепаратистов. Впоследствии идея отделения Белоруссии была заменена идеей автономии, изредка пробивавшейся как на польской, так и на русской почве. Так, вопрос о белорусской автономии дебатировался на съезде общественных деятелей в Вильне, поднимался в союзе автономистов-федералистов. В Минске он вызвал к жизни особую организацию «Кружок автономистов», занявшийся даже составлением проекта белорусской автономии и определением круга функций местного Сейма и его отношения к всероссийскому парламенту. Характерно, что местом Сейма намечалась Вильна, что вызвало горячий спор с литовцами, стремившимися к национально-территориальной автономии, а не к автономии северо-западного края. Точно так же под влиянием «Белорусского крестьянского союза» требования автономии выставлялись в наказах в Государственную Думу…

Однако, появление идеи автономии Белоруссии едва ли можно объяснять органическим ощущением необходимости для белорусов административного выделения края: белорусская работа не вышла ещё из сферы небольших кружков, которые, даже в ничтожной доле, не могли использовать и тех легальных возможностей, который были налицо без всякой автономии. Запрещение латинского шрифта не имело, по своему значению, даже отдалённого сходства со значением этого для литовцев, так как 4/5 белорусов, т. е. вся православная часть их, охотнее воспринимали гражданку, чем латинский шрифт, который имел значение только для католической части населения. Поэтому надо считать, что требование автономии было чисто теоретическим, навеянным программами других национальных партий. Темь более, что вся русская жизнь как раз входила в период всеобщих преувеличенных требований и ожиданий, характеризующих начальный период освободительного движения. Но, даже будучи выставленной в программе, идея автономии не нашла отзвука в каком-либо народном движении, не получила оказательства и прошла почти незамеченной, как в Белоруссии, так и для русской общественности.

8. Культурная работа. «Наша Hiва»

Вслед за началом политической реакции, за отказом от всеобщих преувеличенных ожиданий и разочарованием в революционных методах борьбы, перед белорусами встали реальный задачи культурной работы для своего края. Осенью 1906 года в Вильне начал выходить первый еженедельник «Наша Доля», издаваемый в двух изданиях – русским шрифтом для православной части белорусов и латинским (разрешённым с 1904 года) для католиков. Однако, резкий тон и далёкие политические требования оказались не по сезону, и журнал после нескольких конфискаций и ареста редактора был закрыть. В том же году в Петербурге было основано издательство «Загляне сонцэ и ў нашэ ваконцэ», которое издаёт «Беларускі лемантар» (букварь) и «Першае чытаньне» – каждое в двух изданиях. В 1907 году в Минске организовалось второе издательство «Минчук».

Через некоторое время после закрытия «Нашей Доли» на смену её появился еженедельник «Наша Hiва», тоже выходивший в двух изданиях. Этому маленькому изданию суждено было стать действительным центром белорусского движения. Редактируемый кружком белорусской интеллигенции (главный редактор Антон Луцкевич), он привлекает внимание народных масс, начинает пользоваться всё большим влиянием и, действительно, становится народным делом. Объясняется это не только тем, что «Наша Hiва» издавалась на языке близком населению. Забитое, нищее, наиболее отсталое крестьянство белорусских губерний впервые в «Нашей Hiве» встретило трогательную заботу о его нуждах, призыв к просвещению, веру в лучшую долю, надежду, что «Заглянет солнце и в его оконце»… О сочувствии, с каким было принято это первое белорусское издание, можно судить по чрезвычайно интересной статистике сотрудников, которую журнал опубликовывал. Так, например, в 1910 году в нём появилось 666 корреспонденций из 320 местностей. Число корреспондентов распределяется между губерниями следующим образом: Виленская – 229, Минская – 208, Гродненская – 114, Могилёвская – 65, Витебская – 27, Ковенская – 15, Смоленская – 8. В томе же 1910 году помещено было 69 беллетристических произведений 24 авторов. В публицистической части принимало участие 32 автора. Направление «Нашей Hiвы» было крайне осторожное в политической части и настойчивое в части культурной, в стремлении к подъёму масс и их просвещению на почве развития своей культуры. Следует вместе с тем отметить крайне тактичный и сдержанный тон по отношению к русским, полякам и литовцам. Издание газеты двумя правописаниями оказалось вскоре не под силу по материальным соображениям, и в 1910 году была произведена анкета среди читателей относительно вопроса, каким правописанием лучше издавать газету. Решение читателей, правда, незначительным большинством голосов, выпало в пользу русского шрифта, и газета с 1912 года выходить только в одном издании.

Вскоре, наряду с «Нашей Нiвой», появились и другие белорусские издания. Так, в Вильне, к моменту начала войны, выходила ещё клерикально-католическая «Bielarus», ежемесячник для молодёжи «Лучына», сельскохозяйственный популярный журнал «Саха» (четыре раза в год) и студенческая «Ранница».

Создание прессы ставило все ярче вопрос о введении белорусского языка в школах. В 1907 году состоялся съезд белорусских учителей, приведший к созданию «Белорусского учительского союза». В ряде частных школ Могилёвской, Минской и Виленской губ. началось обучение детей по-белорусски. Являлась мысль о создании национальной белорусской церкви, т. е. о возврате к прежней унии. Но отношение духовенства, как православного, так и католического, оказалось резко враждебным по отношению к этому проекту.

В связи с зарождением периодической печати, появляются новые литературные имена. Особенно популярными становятся поэты Якуб Колас и Янко Купала, оба вышедшие из народа, все произведения которых глубоко проникнуты народным духом. Колас – сын крестьянина, народный учитель, в своих грустных, заунывных произведениях изливает горести народные. Более бодрые и даже боевые тона звучать в произведениях Купалы. Его стихотворение, приведённое в эпиграфе к настоящей главе, переложено Роговским на музыку и стало белорусским национальным гимном.

Наряду с развитием литературы начинается зарождение народного белорусского театра. В 1910 году было дано уже много представлений на белорусском языке по местечкам и деревням края. В 1911 году образовался передвижный театр, объехавший за лето 15 местечек Виленской, Витебской и Минской губерний.

В общем, как ни многочисленны проявления белорусского движения, все же это было только небольшими искорками народного пробуждения и во всем своём объёме чрезвычайно ничтожно, особенно если припомнить численность белорусского племени. Ни с украинским, ни с литовским национальным движением его даже нельзя сравнивать, и в этом смысле белорусское национальное движение, пытающееся идти в ногу со своими соседями, только компрометирует их. Даже среди местного крестьянства деятельность белорусских патриотов не пустила заметных корней и не пробудила ответного движения. О степени отсутствия политического влияния белорусов можно судить по тому, что депутаты белорусских губерний во всех четырёх Государственных Думах или были представителями польского коло (Польское коло, польск. Koło Polskie – группа польских депутатов в Государственной думе или в Государственном совете Российской империи. – В.Х.) северо-западного края (помещичья курия), или же давали крайне-правый, националистический элемент (крестьянская курия). Независимо от влияний русской школы и общей русификаторской правительственной системы, богатая, разнообразная, разносторонняя и органически родственная русская культура составляла такую силу притяжения, что ни энтузиазм, ни вера горсточки интеллигентов не могли изменить положения дел. Белорусскому языку и культуре, с их малой индивидуальностью, приходится развиваться при соперничестве культуры богатой и неустранимой в своих влияниях на каждого грамотного белоруса. Поэтому трудно сказать, какие судьбы имело бы дальше белорусское движете. Но исторические события поставили его перед лицом совершенно новых проблем.

9. Война и революция

Уже первый год войны отрезал значительную часть Белоруссии, попавшей под власть немецкой оккупации. Белорусские деятели, оставшиеся в Вильне не прекратили своей работы, но сочли возможным приспособиться под немецкие настроения, издавая, вместо «Нашей Нiвы», газету «Гомон» и покупая право на существование германофильским тоном. Впрочем, этот тон был явно внешне пристегнут к общему содержанию и направлению, оставшемуся тем же, что раньше.

В связи с общим национальным максимализмом, не отставая от духа времени, белорусы развили усиленную деятельность, стремясь возможно более широко применить к Белоруссии принцип самоопределения народов. Но, при всём признании усилий и значения работы белорусов для своего народа, нельзя отрицать, что в это время движение для постороннего, непредубеждённого зрителя получило черты явного несоответствия средств и целей, особенно в домогательствах немедленного введения автономии Белоруссии. При всём уважении к стремлению населения сбросить централизаторскую систему прежней власти, Временное Правительство не могло не видеть, что земские и городские учреждения Белоруссии, избранные на основе всеобщего избирательного права, почти не отразили в себе белорусских национальных течений и во всей своей работе шли в общерусском русле. Точно так же и в других местных организациях, как, например, в советах, белорусское движение не имело никакого влияния. Единственным организационным выражением белорусских пожеланий явился «Первый Всебелорусский Демократический Конгресс» в Минске, собравшийся уже после падения Временного Правительства. Но и этот Конгресс быль собран по чисто случайным признакам, без соблюдения какого бы то ни было принципа выборности и представительства, и никоим образом органом краевым быть не может. На съезде присутствовало около 2000 «делегатов» из разных местностей Белоруссии, главным образом, солдаты Минского гарнизона. В ночь с 17 на 18 декабря 1917 года Конгресс объявил независимость Белорусской республики. Но он быль в ту же ночь разогнан большевиками, и белорусское движение вынуждено было искать убежища по ту сторону фронта. О несоответствии средств и целей можно судить и по тому факту, что белорусы, выставлявшие свой список по северо-западной области и фронту, при всеобщих и пропорциональных выборах, при полной свободе агитации, не провели в русское учредительное собрание ни одного своего депутата и получили всего около 29 000 голосов.

Такой ничтожностью народной базы и отсутствием разветвлённых прочных корней в населении объясняется весь характер дальнейшей судьбы белорусского национального движения.

10. Белорусы и немцы

В начале 1918 года, вместе с немецкими оккупационными войсками, опять появилась в Минске белорусская Рада, выделенная всё тем же «Всебелорусским Конгрессом» и принявшая резко выраженный германофильский характер, что сразу было подчёркнуто телеграммой императору Вильгельму, за подписью Скирмунта и других, с благодарностью за освобождение от московского ига. Кроме недостаточно дальновидной оценки политического положения и страха перед большевизмом, в этой ориентации на Германию были и некоторые элементы своеобразного политического национального расчёта. Ощущая трудности соперничества белорусской культуры с русской, белорусские деятели считали, что временное отделение от России может оказаться им на руку. Чужеземное господство уже по соображениям самосохранения должно будет благоприятствовать национальному белорусскому движению, откалывающему край от России. Это могло дать возможность окрепнуть белорусскому национальному духу настолько, что к моменту воссоединения с Россией он имел бы возможность тягаться с русскими влияниями уже с некоторыми шансами не быть ими поглощёнными.

Однако, на этот раз, кроме чисто формального существования и создания на бумаге белорусского секретариата, впоследствии переименованного в совет министров, реального значения в крае белорусские организации не получили и, вслед за очищением края немцами, вынуждены были следовать за ними, не имея никаких средств что-либо противопоставить надвигающемуся большевизму.

11. Белорусы и литовцы

В связи с этим выдвинулся вопрос о возможности использовать для белорусского национального дела литовскую национальную организацию. Вопрос о значении литовского политического движения для белорусов возник уже давно. Ещё во время движения 1905 года белорусы на совещаниях в Вильне настаивали на принятии программы возрождения и автономии исторической Литвы, обнимающей, кроме этнографически литовских земель, также земли белорусские. Белорусские деятели рассчитывали, что таким образом, связав свою судьбу со значительно более развитым политическим течением литовцев, им удастся легче отгородиться от русской стихии. Кроме того, играли роль и польские влияния. Но как раз по тем же соображениям литовцы относились к этим аспирациям весьма холодно. Учитывая культурно-национальную неотчётливость белорусского движения, а также трудности, которые создаются в Белоруссии различием между тяготеющей к Польше католической частью края и тяготеющей к России православной, – литовцы отнюдь не имели желания связывать судьбу литовской автономии с разрешением домогательств белорусских националистов. Тем более, что, в случае успеха и действительного выделения исторической Литвы в автономную единицу, литовская народность оказалась бы в меньшинстве и должна была бы начать наново борьбу за эмансипацию. Однако, уже тогда стали намечаться линии совсем особого соглашения между литовцами и белорусами. В принципе настаивая на этнографическом признаке, литовцы, в силу экономических условий, считали необходимым внесение некоторых поправок в этнографические границы. Кроме того, Вильна расположена на белорусской территории. Все это заставляло сближаться с белорусами на основе стремления к выделению из всей Белоруссии некоторых частей и присоединению их к Литве. Белорусы к этому относились доброжелательно и готовы были идти на временное разделение своего народа, лишь бы приобрести базу для своей национальной работы. Именно в этой плоскости намечалось соглашение и ныне, после ухода оккупационных войск. Белорусская Рада, ещё находясь в Минске, не ставила вопроса об объединении Белоруссии и допускала существование избранной при немцах Виленской Белорусской Рады, которая установила сотрудничество с литовской Тарибой. Несколько членов виленской Рады вошло в составь литовской Тарибы, и, начиная с первого литовского кабинета, в нём получил место представитель белорусов в качестве министра по белорусским делам.

Ещё теснее сталь контакт между литовцами и белорусами после очищения Минска, когда у белорусов осталась единственная возможность продолжать свою работу, пользуясь рамками литовской государственности. Опираясь на виленское правительство, белорусы перенесли центр своей деятельности в Гродно, где образовали своё правительство, которое пыталось организовать край. Этот период, декабрь 1918 – март 1919 года, быль, в сущности, периодом высшего расцвета белорусского национального движения, которое получило значительный прилив сил из рядов местной русской интеллигенции, – в Гродно в начале 1919 года издавалось 5 белорусских газет. Но все-таки для создания правительственного аппарата при существовавших трудных условиях сил оказалось недостаточно. На смену эвакуирующимся немцам с юга двигались поляки, а с севера и востока шли большевики. Литовское правительство само не смогло удержаться в Вильне, которая была сперва занята польской военной организацией, а впоследствии перешла в руки большевиков. Связь с литовским правительством, переехавшим в Ковно, оказалась прерванной. Мирные переговоры с поляками при посредстве миссии Шаулиса в Варшаве не привели ни к какому результату. В Гродно ещё при номинальном существовании белорусского правительства начинает действовать польский комиссар; там происходить мобилизация в польскую армию, и производятся выборы в польский учредительный Сейм, дающие депутата-поляка. В крае одновременно начинают действовать четыре власти – белорусская, польская, немецкая и союзническая. Спазматические попытки вызвать внимание к белорусскому вопросу различных союзнических представителей и организаций остаются бесплодными. Даже американская мука и сало для населения, как жаловались белорусы, идёт через руки поляков, а не «краевой власти», которая в марте сошла на нет.

Белорусское движение ныне разделилось на два русла [1]. Одно по-прежнему ориентируется на литовцев и представлено министром по белорусским делам в литовском правительстве. Это направление пыталось оказывать воздействие при переговорах литовцев и поляков с Москвой и влиять на европейское общественное мнение. Оно, в общем, резко противо-польское, и в нём намечаются тенденции искать опоры в России.

12. Белорусы и поляки

Другое течение пытается, по-видимому, найти почву для соглашения с поляками. Уже при первой оккупаций поляками Белоруссии в Варшаве появился во главе белорусской делегаций Луцкевич, и ему удалось получить некоторые гарантии свободы белорусского культурного и просветительного движения. В общем, главная роль в постановке белорусского вопроса принадлежит опять полякам. При этом среди поляков конкурируют, насколько можно судить, два направления мысли. Одно стоить на почве самоопределения Белоруссии и создания из ней буферного государства, находящегося под большим влиянием, а быть может, даже в федеративной связи с Польшей. Эта точка зрения признаёт политическую самобытность Белоруссии и стремится выделить её всю из России, опираясь на местные белорусские народные элементы. Её логическая предпосылка – неизбежность борьбы с Россией, от которой надо прикрыться буферным политическим образованием. Этому течению противопоставляется взгляд защитников так называемой «Белопольши». Согласно этому взгляду, значительная часть Белоруссии, во всяком случае вся католическая часть её, проникнутая и пропитанная польскими влияниями, составляет только своеобразную, самобытную часть Польши. Это утверждение логически приводите к надежде на возможность столковаться с Россией на почве раздела Белоруссии. Сторонники такого решения опираются на местный польский, главным образом помещичий, элемент, хотя и малочисленный [2], но влиятельный. О границах такой «Белопольши» самые неясные представления даже у сторонников её. Вот как характеризуют её сами поляки: «Белопольша – это край, полный костёлов, край громкой польской молитвы, придорожных польских крестов и церквей, мелкого польского дворянства, имений, хуторов и фольварков. – Кто не знаете этих белополяков, имена которых Костюшко, Мицкевич, Пилсудский! Война выковывает Белопольшу. Назовите её, как хотите, но она желает быть польской и будет польской»… «Как это случилось, что между Литвой и Белоруссией оказался какой-то новый дух, новый народ, который не хочет быть ни Литвой ни Белоруссией? Довольно, что это случилось. Жизнь творит теперь границы Белопольши. Это уезды Гродненский и Виленский, может быть, ещё уезд Новогрудский, может быть, Минский, кто знает, чего достигнет новый дух! Спросите этих людей, они ответят. Но только умейте спросить» [3].

Мир Польши с большевиками будет заключён, по-видимому, в плоскости создания «Белопольши». И в первое время следует ожидать, что в части Белоруссии, попадающей в руки поляков, будет вестись усиленная колонизаторская работа. Её неминуемая неудача заставит, быть может, очень скоро попробовать добиться соглашения с белорусскими национальными элементами. Едва ли, однако, такое соглашение может быть достижимо, и, во всяком случае, оно не может быть прочным. Между поляками и белорусами лежат слишком глубокие социальные противоречия для того, чтобы можно было надеяться на длительный мир. Если польский элемент в Белопольше представлен почти исключительно помещиками и интеллигенцией, то белорусское население составляет в подавляющей массе крестьянство [4].

Стремления и лозунги аграрной революции, совершающейся на востоке, действенны и в пределах Белоруссии и кладут пропасть между поляками, считающими там на десятины, и крестьянской стихией. При этих условиях тяготение к Москве, к родственной русской стихии станет непреодолимым и властным как над чисто русскими, так и над народно-белорусскими течениями, которые в борьбе за симпатии крестьянства вынуждены будут соперничать между собой в резкости позиций по отношению к полякам. Однако, это не исключает, возможности, что если только господство поляков в занятых по Рижскому договору областях останется более или менее продолжительный срок, то мы там увидим кратковременную вспышку белорусского национализма польской ориентации, как, например, была эпоха соглашения между русинами и поляками в Восточной Галиции. Более того, со стороны этих течений вероятны даже попытки переброситься в восточную половину Белоруссии и создать там стремление к объединению под польской эгидой. Но рано или поздно органические условия, препятствующие прочности соглашения, скажутся, и, как в Восточной Галиции, те белорусские группы, которые не догадаются своевременно разорвать с поляками, потеряют связи и опору в своём населении.

Если польское решение белорусского вопроса следует считать чисто временным, то все же остаётся ещё открытым вопрос о форме, в которую выльются белорусско-русские отношения. Однако, едва ли может быть речь о резком размежевании этих двух так близких и родственных народностей. Несомненно, что при нынешнем состоянии белорусской культуры отделение её от общерусской могло бы быть произведено лишь ценою чрезвычайного напряжения и то лишь при условии, что все ресурсы местной государственной власти будут активно помогать белорусскому национализму, поощряя все белорусское и стесняя русское. Но такая политика с точки зрения действительных народных интересов была бы столь неэкономной тратой сил и средств, что можно сомневаться в осуществимости её при формах правления, более или менее напоминающих демократизм. Между тем, белорусское движение, которое вынуждено искать опоры исключительно в крестьянстве, мыслимо только в демократических рамках. В этом обстоятельстве предупреждение не только для белорусских деятелей и поляков, но и для некоторых русских кругов: русская реакция в Белоруссии тоже встретит чужой и враждебный для себя элемент в виде демократически настроенного крестьянства и реакционного польского национализма. Лишь русская демократия, соединяющая полную свободу и национальное равенство, может установить новое прочное и органическое равновесие между прежним государственным центром и белорусским народом.

Ссылки

[1] – К концу 1920 года существовали следующие «правительственные» организации белорусов:

Белорусское «народное» правительство, преемственность которого восходит ещё к Всебелорусскому Конгрессу 1918 года. Во главе правительства стоить Ластовский. Оно находится ныне в Ковно и заключило союз с Литвой против Польши.

Коммунистическое белорусское правительство во главе с Червяковым. Оно находилось в Минске и заключило союз с советской Россией и Украиной против Польши.

При генерале Балаховиче, именовавшем себя главнокомандующим белорусской армией, находился белорусский политический комитет во главе с Адамовичем. Комитет придерживался польской ориентации.

В Вильне, после занятия города Желиговским, тоже образовался белорусский комитет с Ивановским и Луцкевичем во главе.

В оккупированной поляками Гродненской губернии имелся Гродненский национальный белорусский комитет, заведовавший культурными делами белорусов.

Национальные дела белорусов в Литве находятся в заведывании особого министра по белорусским делам, входящего в состав литовского правительства.

Белорусы, живущие в латышских уездах Витебской губернии, управляются на общем основании и своих правительственных органов не имеют.

[2] – По переписи 1897 года, во всех белорусских губерниях было около 500 000 поляков, и коих в Гродненской губ. 161 000.

[3] – Цитирую из брошюры И.Я. Воронко «Белорусский вопрос к моменту Версальской Мирной Конференции».

[4] – По переписи 1897 года, 89,93 % белорусов – земледельцы; следующая наиболее крупная группа 2,75 % – прислуга, подёнщики.

Владимир ХВОРОВ – вступительная часть и оцифровка текста

На заставке - карта из книги:

Этнографическая карта белорусского племени. Профессор Е.Ф. Карский