О пивном супе, княгине Анастасии и князе Глинском
13.08.2015
Ещё в 1673 году в Слуцке было напечатано переведённое с немецкого пособие Яна Германа по рациональному ведению хозяйства, отдельные главы которого были посвящены пивной тематике. Процесс приготовления пива в этом пособии разложен, что называется, по полочкам и представляется весьма трудоёмким и требующим внимания к множеству мелочей. К примеру, среди всех прочих хитростей приготовления знаменитого «марцавага» (мартовского) пива был способ добычи воды - её полагалось набрать, когда лёд и снег сойдёт, не из криниц или колодцев, а из текущей реки или пруда. Некоторые традиции, упомянутые в этом трактате, возрождают современные пивовары. Например, в некоторых частных пивоварнях Австрии и Баварии сусло кипятят не на открытом огне, а с помощью раскалённых камней, опущенных в деревянную кадку.
Трактат по рациональному ведению хозяйства считается первой книгой пивоваренной тематики на территории Восточной Европы. В Беларуси почти не осталось подобных письменных источников по истории бытовой культуры, в которых зафиксированы рецепты, способы приготовления пива.
А много ли дошло до наших времён рецептов использования пива в кулинарии?
Вот, например, что написано об одном из блюд в вездесущей Википедии. Пивной суп – разновидность супа, в котором наряду с водой и бульоном в качестве жидкой основы используется пиво. В состав таких супов, как правило, входят сырые яйца (или отдельно белок или желток), молочные продукты (сливки, молоко, сметана), сахар, пряности (гвоздика, корица, имбирь, кориандр и др.). К пивным супам подаются гренки, как правило, из чёрного хлеба.
Существует большое многообразие пивных супов – от простейших, в состав которых наряду с пивом и водой входят только сырой желток, сахар и пряности (например, польский пивной суп) до сложных с множеством ингредиентов, включающих бекон, грибы, лук, картофель, морковь, и др.
Пивная похлёбка, когда-то заменяла шляхте чай да кофе за завтраком. Один из рецептов похлёбки найден в книге знатока белорусской истории, культуры и кулинарии Алеся Белого «Наша страва».
Для приготовления пивной похлёбки нам понадобится:
1 л. пива
2-4 столовые ложки сахара
6 яичных желтков
3-4 дольки имбиря
2 палочки корицы (либо молотая корица)
1/2 чайной ложки соли
1/8 чайной ложки мускатного ореха.
В пиво добавить имбирь и корицу, дать закипеть. В глубокой миске растереть и взбить желтки с сахаром. Когда пиво немного остыло, быстро помешивая постепенно добавить желтки. Заправить творогом.
Подаётся блюдо с гренками и сметаной. Для приготовления гренок смешать сливочное масло, соль, мускатный орех и корицу. Подсушить на сковороде ломти белого хлеба. Равномерно тонким слоем нанести масло. Добавить творог и мёд.
Утверждают, что великим любителем этой похлёбки был король и великий князь Жыгимонт Старый. Трудно его не понять, ведь блюдо действительно замечательное… Издревле на территории нашей когда-то богатой пивными традициями страны пиво было принято не только пить, но и есть. Однако с течением времени эти традиции были забыты, и теперь пивная кулинария – это достояние в основном Чехии да Германии.
Недавно, в июльском номере журнала «Союзное государство», был опубликован небольшой рассказ Валерия Чумакова «Праздник съеденного пива», в котором речь идёт об одном из важных моментов в истории Слуцка. Предлагаем ознакомиться с материалом и нашим читателям. Возможно, это всего лишь фантазия автора, а может быть так оно и было.
Женщина, даже самая отчаянная и воинственная, всё равно остаётся женщиной, и плохая примета может для неё оказаться действеннее большой любви…
Никакого переполоха в Слуцком верхнем замке не было. Всё спокойно и по-деловому, словно приехали и не сваты, а обычные послы. Только подчаший княгини периодически проходил по галерее, связывающей кухарню и обеденную залу. Да и то – медленно, важно, как и полагается настоящему шляхтичу из древнего рода. На вопросительный взгляд стольника он лишь медленно поднимал брови: «Сидят, даже не кушают пока».
Вдовствующая княгиня Слуцкая и Копыльская Анастасия действительно сидела в любимом кресле, целиком вырезанном из ливанского кедра. А вот князь Михайло Глинский по большей части стоял. Гостевой стульчик был невысок, и, сидя на нём, ему приходилось смотреть на княгиню снизу вверх, что воину казалось неправильным. Не то чтобы он тяготился положением гостя. Как-никак, он был тоже князем, притом – побогаче Слуцких, и к тому же – мужчиной. Просто отношения его с Анастасией зашли уже далеко, и он считал себя вправе претендовать на некоторые привилегии. Поэтому предпочитал стоять.
– Ты, Настя, не смотри, что я в мятежах. Виной – гродненский наместник князь Заберзинский. Это он меня перед Великим князем Сигизмундом оговорил. Что мне оставалось делать, коли Великий князь меня на порог не пускает? Я к королю Александру, Царство ему Небесное, спокойно в любое время входил, и король меня за главного советчика держал!
Анастасия лишь незаметно улыбнулась и не стала раздражать любимого напоминанием о слухах, циркулировавших в народе. Говорили, что слабый не только духом, но и телом Александр как раз и стал жертвой своего фаворита, метившего на трон. Убеждение в этом было таким сильным, что когда полтора года назад 45-летний Великий князь Литовский и король Польский внезапно скончался в Вильно, паны категорически отказались везти его для захоронения в Краков, опасаясь, что князь, за время их отсутствия, возьмёт литовскую столицу силой.
– Нас с братьями, древних шляхтичей, за собак держат, в дом не пускают, а мы молчать должны? Не бывать такому. Глинские никому никогда не кланялись...
Тут уж не уколоть для женской души просто невозможно:
– Ну уж и никому. Великому князю Московскому Василию Ивановичу ведь поклонились?
Князь вскинул голову:
– Не кланялись мы! Князь сам предложил нам милость и жалование. Но Минск осаждать он не помогал. Это мы с братом Василием сами решили. Жаль, сил не хватило, а то бы сидел я сейчас не в Мозыре, а в Минске.
– Не сердись на меня, князь! – Анастасия приветливо улыбнулась и, поднявшись из кресла, подошла к дорогому гостю. – Ты сядь, изведай угощения, зря, что ли, мы старались?
Она положила Михаилу руки на плечи и слабым движением усадила за богато накрытый стол. Сама же села рядом, на равный гостевому стул, и позвонила в стоявший рядом колокольчик. Подчаший появился моментально. Даже и не появился, а вроде материализовался из сгустившегося воздуха. Княгиня и не шелохнулась, а он уже пододвинул князю пузатый горшочек, убрал с него крышку и исчез. Так же незаметно, как и возник.
– Отведай, радость моя, лучший пивовар для тебя варил.
Из горшка щедро пахло горячим пивом с какими-то ароматными пряностями. Но Михаилу было не до пивной похлёбки:
– Пиво, оно, конечно, весело, но я думал, ты меня караваем встретишь.
– Я тоже так думала, Михайло. И пекли мы этот каравай, как узнали, что ты едешь. Но подожди. А то ты быстрый такой, как-то пиво, играешь-поигрываешь. То тем войну объявляешь, то – этим. То с литвинами, то с итальянцами, то с москвитянами да с владимирцами, то с поляками, то с татарами. Правду говорят, ты к венгерскому королю Владиславу послов отсылал? Беспокойный ты человек.
– Разве князь Степан спокойный был? Спокойного мужа хочешь?
– Не спокойного, а разумного. Вот у тебя похлёбка пивная. Всяк мужчина её любит, и на любой праздник она идёт. А почему? Потому что в ней всего в меру. Есть буйный хмель, с одной стороны, а есть и курии яйки, с другой. Хмель – бурю даёт, а яйки – покой. У тебя хмеля в голове много, буйство в душе, а вот покоя ты не имеешь.
Анастасия говорила загадками, Михаилу не совсем понятными. Ещё в прошлый его визит она явно дала понять, что можно засылать сватов. Жаркими объятиями, томными поцелуями, всем женским существом. И Михаил даже не верил и не надеялся, а именно знал: в Слуцке встретят его традиционным сватным караваем.
Конечно, в Великом княжестве Литовском Глинский был сейчас в опале. Зато в не менее могущественном княжестве Московском и Владимирском – в фаворе. И русский князь Василий, для которого Сигизмунд был не самым желанным соседом, совсем недвусмысленно давал понять: ежели Михаил со своей дружиной пойдёт на Вильно, русские его поддержат. Знатность, древний шляхетский род, богатство – что ещё нужно для удачного сватовства? Любовь? А она и была. И не какая-нибудь нежная и прекрасная, а буйная, безудержная, почти сумасшедшая. Пока тайная, но и эта тайна давно не была секретом. Поэтому понять происходившее Михаилу было трудно. Когда каравай не вынесли, сватов отправили в гостевые покои, отдыхать, а ко княгине допустили только одного Михаила, «для серьёзного уговора»...
– Покоя, говоришь, во мне нет? Так вот и стань моим покоем. Выйдешь за меня – остепенюсь. Княжества наши объединим, крупнейшей шляхтой станем. Никакой король, или князь, или хан нам не укажут. Али я тебе уж и не люб?
– Люб, люб, бешеный, – княгиня опять улыбнулась, но на этот раз как-то задумчиво.
Она взяла из руки Михаила ложку, окунула её в горшок, набрала полную и поднесла к его губам. Михаил машинально открыл рот и принял порцию горячего сладкого пива.
– Ну вот и молодец.
Княгиня посмотрела ему в лицо и расхохоталась. Громко, раскатисто и длинно. Михаил хотел было обидеться, но заметил, что смех необычный. Не оканчиваясь, он постепенно переходил в рыданья. И тоже – громкие и раскатистые. Опытный воин, он привык к бабьим слезам. Да и какая из женщин не будет рыдать, когда мужа уводят на войну? Какая не будет – та, значит, плохая жена. Но это был не тот плач. Она обняла Михаила, а он как-то растерялся, весь обмяк и не знал, что сказать. Утешать не умел.
За дверью подчаший вслушивался в то, что происходит. Шагах в пяти смирно стоял стольник. Для него единственным источником информации мог быть только ближайший слуга княгини, доверенное лицо, которому единственному разрешалось подавать ей вино и прочие кушания, предварительно попробовав их на наличие яда. Но подчаший всем видом показывал, что делать какие-то выводы пока рано.
Тем временем княгиня почти успокоилась. Закрученные в тугие окружия косы немного растрепались, и Михаил неожиданно вспомнил, как расплёл их в первый раз. Было это почти год назад, и тогда он тоже нахлебался горячего пива. Правда, вместе с ним похлёбку ела и княгиня. Сегодня же она позволила себе лишь бокал красного галльского вина.
– Так что же скажешь, Анастасия, вынесешь каравай?
Анастасия молчала.
– Не молчи, отвечай.
– Что же мне отвечать, Мишутка, когда ты уж сам ответил.
– Стало быть, нет. Стало быть, испугалась с бунтовщиком связываться.
Анастасия вновь рассмеялась.
– Кого ж мне бояться, князь, мне, Слуцкой княгине, которая хана крымского не испугалась, одна, без мужа, с десятилетним княжичем две осады выдержала, а город татарам не отдала? Нешто мне тогда кто помогал? Ты мне помог?
– Кабы я знал, я бы помог.
– Но коли ты любил, как же ты сердцем не почувствовал? Или огрубело у тебя сердце в боях и в битвах?
Говорила она теперь неожиданно тихим и сладким, как пивная похлёбка, голосом. И опять Михаил не знал, что ответить. Чтобы не сидеть вот так, столбовым сиднем, чтобы чем-то занять если не ум и язык, то хоть руки, князь оторвал краюху у столового ситного хлеба и начал крошить его в горшок крупными кусками. Куски мокли и тонули. Михаил должен был их вылавливать и отправлять в рот, пока совсем не развалились, но ему было не до этого. Только когда хлеб кончился, он вновь поднял взгляд на княгиню и спросил громко, почти крикнул:
– Но почему?
И опять княгиня не ответила. Лишь прижала палец к его губам и кивнула на дверь. Но князю было не до секретов. Всё равно всем было ясно: сватовство сорвалось и его, князя Михаила Глинского, героя итальянских войн, владельца Турова и Мозыря, одного из богатейших шляхтичей Великого княжества Литовского, а с недавних пор – и Московского, отвергла вдова князя Степана Слуцкого. Отвергла без какой-то причины, как мальчишку, разозорничавшегося с девкой и понавоображавшего себе невесть чего, в то время как она ему ничего и не обещала. Это было не просто обидно, это было позорно.
– Значит, не хочешь за меня? – Это был уже не вопрос, и Анастасия это понимала. – Но и я не мальчик. Если что решил взять – возьму. Спросил – не дали, теперь спрашивать не буду. Хотел взять тебя, любую, а с тобой Слуцк, теперь возьму Слуцк, а с ним – и его княгиню.
– Да ты никак мне угрожаешь? – глаза Анастасии блеснули. – Да ты ли в уме, мне, княгине Слуцкой, дочери князя Ивана Мстиславского, в моём же замке такое говорить?!
В этот миг подчаший сделал быстрый знак стольнику, и они оба скрылись в глубокой стенной нише. Мгновение спустя дверь распахнулась и из неё, гремя золотыми цепями, вывалился князь Михаил. Не оглядываясь, он широкими шагами покрыл дистанцию галереи, почти сбежал неподобающим княжескому званию бегом по лестнице и, выйдя во двор, стал кричать слуг и друзей.
Когда карета сватов выезжала из ворот верхнего замка, князь велел вознице остановиться. Открыв дорожный сундук, он вытащил из него большущую зелёную бутыль с залитой сургучом пробкой. В бутыли было диковинное вино с пузырями. Михаил отдал за него венецианскому негоцианту огромные деньги. Тот уверял, что вино такое умеют делать только монахи из Шампани, не продают его ни за какие деньги, используют только для причащения и для церемонии коронации короля франков. Говорил, что только король имеет право посылать это вино в дар и только монаршим особам, но ему, хитрому и умелому негоцианту, удалось перекупить несколько подаренных бутылок у эрцгерцога Австрии. Михаил намеревался поднести её в числе других подарков Анастасии. Выйдя из кареты, Михаил подошёл к правому створу ворот и, широко размахнувшись, разбил бутылку о створ. Вино разлетелось не брызгами, а какой-то пеной. Михаил стряхнул с себя осколки и вернулся в карету. Слуга затворил дверцу и вспрыгнул на запятки. Процессия выехала из замка.
Из окна за ней наблюдали подчаший и стольник.
– Вот, пан Василий, и так бывает, – подчаший кивнул головой в сторону медленно удалявшейся кареты. – Вся жизнь на кону стоит, любовь, честь, богатство, и тут какая-то мышь несчастная мелькнула, куснула – и всё навыворот. И всё рухнуло.
– Что за мышь, пан Будный, я что-то умом ещё ничего не взял. Вчера ж ещё все к помолвке готовились, и вдруг – такой поворот...
– Так всё проще простого. Вчера ж, сами говорите, ко всему приготовились. На стол всё заготовили, поросят промаслили, лебедей перепелами набили, только жарить осталось. Каравай, как полагается, испекли, на сметане, на меду. А утром, как заслышали, что сваты уж подъезжают, вынесли каравай, глядь – а его ночью мыши погрызли. И серьёзно погрызли, не спрячешь.
– Ну что ж – девку, что за караваем следила, наказать, а каравай другой взять. Или новый спечь, а пока гостей занять чем.
– Да это всё можно. Девку наказали, сейчас запертая сидит, в вечер указано плетьми сечь. Боюсь, как бы насмерть не засекли, сорок плетей – не шутка. Ты, пан, вели палачу, чтобы плети не мочил и не старался сверх меры. И заменить можно было, но что толку? Княгиня как такое увидела, аж побледнела. Мыши каравай сватовской погрызли – значит, счастью не быть.
– Ну, это бабьи сказки.
– Сказки? А ты, пан Василий, это княгине скажи. Думаю, пару той девке составишь.
– Вот как. И ведь какая женщина! Против татар ходила, город сберегла, умная, красивая, а, гляди ж ты, в мышей верит.
– Женщина, пан, – она хоть и княгиня, хоть и королева или, там, герцогиня, а наперёд всего – женщина.
Подчаший открыл висевшую на поясе флягу и налил из неё в два малых походных кубка.
– Ну, пан, выпьем. Между нами: Михаил пообещал, что Слуцк воевать будет. А уж коль Глинский сказал, значит, будет. Надо нам готовиться. Потому – за победу.
Михаил Глинский два раза пытался взять Слуцк, но ни приступы, ни осада не помогли. Впоследствии Михаил полностью перешёл на службу к московскому князю Василию III и вошёл в такое доверие, что, умирая, Великий князь назначил его в советники своей жене Елене, приходившейся Михаилу племянницей. Но князь слишком буквально понял свою должность и стал настойчиво советовать племяннице ограничить свои любовные связи с молодым боярином Оболенским. В результате князя от советов подальше заточили в темницу, где он и умер в возрасте 64 лет.
Княгиня Анастасия Слуцкая исправно правила с 1503 по 1513 годы, защищала город не только от Глинского и от татар, но и от прочих беспокойных соседей. За что историки часто называют её белорусской Жанной Д'Арк. В 1526 году 55-летняя Анастасия Слуцкая мирно отдала душу Богу.
Но молва о воинственной «княгине-амазонке» разошлась широко. Столетия спустя фольклористы в разных частях Российской империи записали несколько вариантов народной былины «про отважную поляницу Настасью Микуличну».
Вступительная часть - Владимир ХВОРОВ