Уподобляясь монархам: символика магнатских резиденций

Уподобляясь монархам: символика магнатских резиденций

14.10.2019

В конце XIV–XV в. в Великом княжестве Литовском постепенно возросло значение узкой группы знати – магнатов, которые получили широкие политические и экономические права.

В XVI–XVIII вв. монархи для достижения своих целей фактически были вынуждены опираться на те или иные магнатские группировки, не имея при этом возможности нейтрализовать могущественных оппонентов из рядов высшей знати. Наиболее ярким примером является протестантская линия Радзивиллов, многие представители которой в конце XVI – середине XVII в. находились в открытой оппозиции королевскому двору, занимая при этом высшие государственные должности (в том числе являлись великими гетманами).

Стремление магнатов к закреплению своего высокого статуса проявилось в создании обширных земельных латифундий, принятии титулов Священной Римской империи и строительстве резиденций-замков [8]. Эти меры вели к консолидации высшей знати, позволяли ей возвыситься над массой боярства-шляхты, оттеснить на второй план «князей крови» (потомков Гедиминовичей и Рюриковичей) и чётко обозначить свои позиции в управлении государством перед монархом. При этом если при создании латифундий и принятии имперских титулов магнаты могли только в некоторой степени уподобиться монарху, то при строительстве резиденций, по нашему мнению, их амбиции были неограниченны. Поэтому изучение магнатских замков важно не только в контексте истории архитектуры и культуры в целом, но и для понимания политических процессов в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой. Углубиться в понимание этого архитектурно-исторического феномена позволяет метод искусствоведческого анализа и поиск параллелей резиденциональной архитектуры Центральной и Западной Европы.

Начиная с середины XV в. многие знатные роды Великого княжества стали на путь создания обширных земельных латифундий, которые стали основой для обеспечения строительства и функционирования новых резиденций-замков. Последние начали появляться уже в конце XV – начале XVI в.: Мядельский замок Саковичей, Гераненский замок Гаштольдов, Иказенский замок Сапег, Мирский замок Ильиничей. Для эффективного управления и экономического развития было необходимо, чтобы земельные комплексы были замкнуты в определённых логических границах.

Часто это были искусственные новообразованные «княжества» или «графства», которые не соответствовали границам старых волостей. При этом важное значение для их функционирования имели центральные резиденции. С символической стороны они фактически являлись столицами небольших частновладельческих государств. Наиболее хорошо это видно на примере рода Радзивиллов, которые привили в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой новый юридический институт – ординации (лат. ordinatio – закон, устав). Последний позволял связать определённые имения как неделимую целостность с определённым родом.

В 1586 г. Миколай Криштоф Радзивилл, учившийся в Италии, вместе с братьями «по примеру христианских правителей» определил принципы передачи главных имений, запретив их продавать и передавать по женской линии [11, с. 17, 20]. В дальнейшем в центрах несвижской, олыцкой и клецкой ординаций были возведены значительные резиденционные комплексы. Другим родам не удалось основать на землях Великого княжества Литовского ординации, тем не менее ряд влиятельных магнатов имел подобные намерения. При этом одновременно с созданием целостных земельных доменов шло строительство новых резиденций: в первой трети XVII в. Павел Стефан Сапега попытался учредить ординацию и возвёл замок в Гольшанах, Ян Кароль Ходкевич – в Быхове [1, с. 176–177; 2, с. 206–207].

При изучении укреплённых магнатских резиденций в Великом княжестве Литовском в раннее Новое время следует понимать, что, хотя одной из их основных задач была защита владельцев, существенное влияние на их архитектурный облик оказывали факторы невоенного характера и, в первую очередь, высокий символизм резиденций как жилья феодальной элиты. Одним своим видом укреплённые резиденции воплощали верховную власть их владельцев над окрестными землями и субъективизировали личность и силу хозяина в глазах подданных и приезжих. Поэтому оборонительный вид на протяжении XVI–XVII вв. в Великом княжестве оставался обязательным атрибутом концепции феодальной резиденции.

Во внешнем виде магнатских замков Великого княжества Литовского проявляется стремление к использованию наиболее актуальных архитектурных форм, распространённых в Центральной и Западной Европе. Причём в ряде случаев можно довольно уверенно говорить о следовании образцам резиденций монархов. Наиболее ранние каменные частновладельческие замки, о которых мы имеем информацию, относятся к позднесредневековому типу резиденций с ярко выраженными башнеобразными объёмами, совмещавшими жилые и оборонительные функции (Мядель, Дубинки, Слуцк). Такие башни имели значительное символическое наполнение и сохраняли актуальность в Великом княжестве Литовском, как и в соседней Польше, до первой половины XVI в. [7, с. 174]. Важно отметить, что тип жилых оборонительных башен, известных в Западной Европе под термином «донжон», широко использовался великими князьями литовскими с XIV в., о чём свидетельствуют замки в Медниках, Креве и Новогрудке. Близкими к ним были многоярусные башнеобразные дворцы великих князей в Троках (замок на полуострове), Гродно и Витебске. То есть генезис ранней формы магнатских замков следует искать в архитектуре великокняжеских резиденций.

С начала XVI в. все более сильное влияние на идейное становление и формирование культурных ориентиров высшей прослойки землевладельцев Великого княжества Литовского оказывали страны Западной Европы и в первую очередь Священная Римская империя, что нашло отражение в резиденционном строительстве. В это время распространяется тип каменных замков с правильным по форме внутренним двором, окружённым стенами с дворцом и угловыми башнями (Мир, Геранены, Иказнь).

Такого рода постройки имеют корни в оборонительном зодчестве Великого княжества: поздние великокняжеские замки-кастели в Троках (замок на острове) и Ковно. Вместе с тем кастели с угловыми башнями были широко распространены в Италии, Франции и немецких землях, где они имели ярко выраженный княжеско-имперский смысл [9, с. 235]. Таким образом, выбирая резиденции такого типа, магнаты Великого княжества Литовского могли ориентироваться на их идейное и символическое наполнение, которое с лёгкостью читалось как в контексте местной, так и западноевропейской традиции. Для родов некняжеского происхождения такого рода резиденции были средством утверждения своего равного с «князьями крови» положения или своеобразной заменой древнего титула [9, с. 272]. Наиболее эффектной демонстрацией амбиций в архитектуре стал замок в Мире, возведённый Юрием Ильиничем в первой четверти XVI в. Ни одна резиденция Гаштольдов и Радзивиллов – самых влиятельных в то время в Великом княжестве родов – по масштабам и эффектности архитектурного решения не могла сравниться с Мирским замком.

Волна Ренессанса, которая «накрыла» Великое княжество Литовское к середине XVI в., актуализировала тип замков-кастелей в контексте оборонительной архитектуры эпохи Античности.

Правильный в плане римский оборонительный лагерь стал прообразом для идеальных укреплений, городов и резиденций. С этого времени совершенство плана стало не менее важным, чем внешний вид [4, с. 7; 9, с. 144–145]. Иконографические источники, которые появляются в это время, дают возможность увидеть также некоторые деревянные резиденции. Так, правильный по форме деревянный замок в середине XVI в. был возведён в Несвиже. Под выразительным влиянием Ренессанса был построен замок-кастель рода Кишек в Любче. Оборонительный потенциал этой резиденции был ограниченным, чего нельзя сказать о её идейном наполнении. В 1570–1580-х гг. в ренессансном духе был обновлён и замок в Мире: с внутренней стороны стен были возведены два обширных жилых корпуса, а с внешней – земляные укрепления. Кроме актуализации типа правильных в плане резиденций, новая эпоха, по всей видимости, придала резиденциям также новое предназначение, и они начали восприниматься как средство конструирования и сохранения памяти о своих основателях [10, с. 49–50].

С конца XVI в. в Великом княжестве Литовском начали возводиться так называемые бастионные замки, которые принадлежали исключительно магнатам (Заславль, Олыка, Биржи, Несвиж, Ляховичи). В их архитектуре мы видим две основные составляющие: пояс бастионных укреплений, что соответствовало требованиям военной техники того времени, и развитую хозяйственную и жилую части, необходимые для функционирования магнатских дворов. Распространение бастионных замков в Европе, в частности в Италии и Германии, далеко не всегда было связано с военной необходимостью: многие из них строились в мирное время и в значительном отдалении от наиболее опасных направлений.

Подобную ситуацию мы наблюдаем и в Великом княжестве. Это свидетельствует о том, что в восприятии магнатской элиты бастионный замок был интегральной формой феодальной резиденции эпохи Ренессанса и по существу являлся высшей и окончательной формой развития средневековых замков [3, с. 43–44].

По мнению У. Шюте, бастионные фортификации позволили чётко разграничить разные слои феодального общества [9, с. 213].

Это замечание довольно точно характеризирует ситуацию в Великом княжестве Литовском. Старые деревянные и древо-земляные замки и дворы мелкой и средней шляхты, как, впрочем, и многие резиденции монархов, устарели с приходом бастионных фортификаций, а средствами на строительство последних обладали фактически только магнаты. То есть бастионные замки в Великом княжестве следует трактовать как символ нового общественно-политического строя, в котором утверждалось доминирование магнатской элиты. Д. Бургер отметил чёткую связь между конверсией немецких князей в протестантизм и началом активной перестройки их резиденций [3, с. 30]. В этом можно видеть как стремление силой защитить свой выбор, так и демонстрацию политических амбиций. Отзвук подобной стратегии можно заметить и в Великом княжестве, где первые бастионные замки возвели именно протестанты: Миколай Радзивил в Олыке, Криштоф Радзивилл в Биржах и Ян Глебович в Заславле.

С конца XVI в. в Европе распространилась староголландская фортификационная манера, в основе которой лежало использование дешёвых и утилитарных земляных укреплений. Использовать их для строительства резиденционных комплексов было сложно, поэтому к середине XVII в. бастионные замки устарели. Однако в Великом княжестве Литовском, где староголландская манера распространилась со второй четверти XVII в., эта форма феодальной резиденции не утратила своего значения до начала XVIII в.: в 1630-е гг. был перестроен замок в Биржах, в 1650–1660-е гг. модернизирован замок в Несвиже, в 1670–1680-е гг. возведён замок в Глуске.

Вызов времени: становление централизованных государств на Востоке и Западе Европы в конце XV–XVII в.

В эпоху Ренессанса для резиденционных и фортификационных комплексов важнейшее значение приобретали правильность планировки и строгая организация внутреннего пространства, что соответствовало не только необходимости организации обороны, но и абсолютистским тенденциям, которые развивались в Европе.

Это нашло отражение в концепции идеального города: замок-цитадель, как и его владелец, должен был и в визуальном, и в военном плане доминировать над городом, на что обращали внимание многие теоретики Ренессанса [9, с. 149, 160, 167]. Наиболее последовательно эти идеи в Великом княжестве были реализованы в резиденциях Радзивиллов (Несвиж, Биржи). В XVII в. с установлением во многих европейских государствах абсолютизма строгая геометричноть и выверенность плана резиденций, городов и крепостей стали более явно ассоциироваться со стремлением монархов к полному подчинению общества и установлению единовластия [5, с. 191–196]. В Речи Посполитой абсолютистские тенденции из-за специфики общественно-политического строя не были развиты, однако на примере отдельных магнатских резиденций можно говорить о попытках укоренения характерного для немецких земель так называемого княжеского абсолютизма.

Наилучшим примером является Богуслав Радзивилл, в деятельности которого исследователи видят стремление к созданию собственного полусамостоятельного государства [6]. В его же случае мы видим наиболее характерный пример социальной геометрии в Великом княжестве Литовском – перестройка Слуцка в город-крепость в 1650–1660-е гг. Сильнейшим инструментом контроля над мещанами стала бастионная цитадель, которая имела военный характер и утверждала полное доминирование владельца города.

Таким образом, архитектура резиденций была одним из сильнейших средств для самоутверждения магнатской элиты в Великом княжестве Литовском. Основой для реализации амбициозных архитектурных проектов стало масштабное перераспределение земель в государстве и создание обширных частновладельческих латифундий. В условиях ослабления центральной власти магнаты фактически не имели ограничений при поиске архитектурных решений для своих замков и зачастую ориентировались на наиболее актуальные в Центральной и Западной Европе образцы, в том числе резиденции монархов.

Литература и источники

1. Волкаў М. Быхаў у першай палове XVII ст. // Сапегі: асобы, кар’єри, маёнткі / Уклад. А. А. Скеп’ян. Мінск, 2018. С. 167–193.

2. Скеп’ян А. Інвентар Галынан 1649 г. // Ашмяншчына: праблемы рэгіянальнай гісторыі Беларусь Мінск, 2011. С. 203–219.

3. Burger D. Die Festungen der Hohenzollern in Brandenburg und Franken H Von Vestungen – Die brandenburgisch-preuBischen Festungen Spandau, Peitz und Kustrin. Berlin, 2001. S. 24–47.

4. Gebuhr R. Burgen und Festungen in Brandenburg. Kulturhistorische Fragen des Befestigungsbaus in der fruhen Neuzeit // Erhalt und Nutzung historischer Zitadellen / Hsrg. H. – R. Neumann. Mainz am Rhein, 2002. S. 1–10.

5. Gebuhr R. Festung und Reprasentation: zur Sozialgeometrie-These von Henning Eichberg // Technik, Arbeit und Umwelt in der Geschichte / Hsrg. G. Bayerl. Munster, 2006. S. 181–200.

6. Kossarzecki K. Próby tworzenia udzielnego władztwa księcia Bogusława Radziwiłła w oparciu o dobra podlaskie i słuckie w okresie zalewu szwedzkiego i moskiewskiego przełomu 1655 i 1656 r. // Studia i Materiały do Historii Wojskowości. 2007. T. 43. S. 23–41.

7. Lasek P. Turris fortissima nomen Domini. Murowane wieże mieszkalne w Królestwie Polskim od 1300 r. do połowy XVI w. Warszawa, 2014.

8. Petrauskas R. Fiirsten und Grafen des Heiligen Rómischen Reiches: die litauischen Hochadeligen und ihre rómischen Titel im Kontext des Wiener Fiirstentags // Das Wiener Fiirstentreffen von 1515. Beitrage zur Geschichte der habsburgisch-jagiellonischen Doppelvermahlung / Hrsg. B. Dybaś, I. Tringli. Budapest, 2019. S. 213–224.

9. Schiitte U. Das SchloB ais Wehranlage: befestigte SchloBbauten der friihen Neuzeit im alten Reich. Darmstadt, 1994.

10. SkiepjanA., Skiepjan N. Drogi kształtowania pamięci historycznej rodów magnackich Wielkiego Księstwa Litewskiego w XVI wieku – początkach XVII w. // Tradycja – metody przekazywania i formy upamiętnienia w państwie polsko-litewskim, XV–I połowa XIX wieku / Red. U. Augustyniak. Warszawa, 2011. S. 47–69.

11. Zielińska T. Ordynacje w dawnej Polsce // Przegląd Historyczny. 1977. T. 68. Z. 1. S. 17–30.

 

 

Николай ВОЛКОВ

Источник:
Уподобляясь монархам: символика магнатских резиденций в Великом княжестве Литовском в конце XV – середине XVII в. // Вызов времени: становление централизованных государств на Востоке и Западе Европы в конце XV–XVII вв. Калуга, 2019. С. 94–101.