23.03.2021

Видимо, нет в Гомеле человека, который не слышал о наших героях-земляках братьях Лизюковых. Средний, Александр Ильич, генерал, получил звание Героя Советского Союза за оборону Борисова, Смоленска и Москвы. В 1942 году, будучи командующим танковой армией, погиб в своем КВ в бою под Воронежем. Младший, Петр Ильич, полковник, командир противотанковой артбригады (ИПТАБ), пал смертью храбрых при отражении яростной контратаки гитлеровцев под Кенигсбергом в январе 1945-го. За этот подвиг тоже был удостоен звания Героя. А старший из братьев, Евгений Лизюков — бесстрашный командир базировавшегося на Случчине партизанского отряда имени Дзержинского 95-й имени Фрунзе партизанской бригады, по разным причинам так и не был удостоен высшей награды. Он вел свой отряд на парад в Минск и геройски погиб 7 июля 1944 года в рукопашной схватке с пытавшимся вырваться из минского котла врагом.

Родители и старший брат автора этих строк партизанили вместе с Евгением Лизюковым с лета 1942-го вначале в отряде Суворова, затем в других отрядах и бригадах — партизанское движение постоянно разрасталось и ширилось. Наконец летом 1943 года Евгений Ильич и мой отец с братом оказались в составе двух инициативных групп по созданию новых отрядов: имени Дзержинского (командир Е. Лизюков) и имени Рокоссовского (командир А. Фомин, комиссар В. Родченко) одной и той же 95-й имени Фрунзе партизанской бригады. После чудом несостоявшегося расстрела меня 5-летнего и 7-летней сестры Зои (нас, партизанскую семью, спас хорошо знавший отца полицай) мы всей семьей жили в расположении уже созданного отряда. По делам службы Евгений Ильич часто бывал в нашем лагере, знал всех, включая повариху-мать и детей. Партизаны то и дело судачили о военной косточке братьев Лизюковых — тогда известно было лишь о подвиге героя-танкиста Александра. «Своего» Лизюкова за явные военные таланты, умение мгновенно оценивать боевую обстановку и смело вести за собой людей бойцы называли Чапаем. Никто не сомневался, что лихой командир роты, а затем и отряда получит столь же высокую, как и его брат-генерал, награду. Но было одно обстоятельство, о котором пришло время рассказать...

Евгений 18-летним вступил добровольцем в Красную Армию и своим примером проторил дорогу к благородной профессии защитника Родины младшим братьям. Служил, как и многие гомельчане, в легендарном Богунском полку Н. Щорса, белоруса по происхождению. В составе кавалерийских частей РККА воевал с басмачами. В 1927-м участвовал в конфликте на КВЖД, а с начала 30-х годов служил в Ленинграде. И вот здесь его настигли беды. Умерла жена. Старший лейтенант сам воспитывал дочку. Утром по пути к месту службы зашел в гастроном. «Извините, спешу на службу, — обратился к очереди, — мне бы без сдачи взять пачку «Беломору». Очередь была не против. Но, как водится, нашелся ханыга — «человек в потертом пиджаке». Явно сгорая от нетерпения побыстрее опохмелиться, алкаш завелся с полуоборота: «А ты кто такой? Нацепил кубики и воображаешь... Да пошел ты...» — и полез в драку. Кончилось тем, что Лизюков, применив оружие, ранил нахала в ногу. В книге Д. Родинского и Н. Царькова «Повесть о братьях» этой сцене по требованиям цензуры придали пристойный характер: Евгений Ильич, де, зашел в магазин купить дочурке куклу, человек в потертом пиджаке ударил его в бок, в итоге обострилась болезнь желудка, и 33-летний командир был списан в запас. А среди партизан, в том числе и командного состава, вовсе ходила версия, что Лизюков в ленинградском ресторане застрелил милиционера и что ему по этой причине не может быть присвоено звание Героя. Так считали и мои покойные отец и брат — последний, слуцкий писатель и краевед, упоминается в «Повести о братьях».

Истинную причину увольнения Евгения Ильича в запас мне впервые сообщил близкий родственник Лизюковых — ныне покойный И. С. Горунов, долгое время работавший в комиссии по делам бывших партизан и подпольщиков при Гомельском горисполкоме. Его внучатый племянник и мой ученик Иван Афанасьев, ныне завкафедрой русской и мировой литературы ГГУ имени Ф. Скорины, свято хранит память о своих родственниках. Несколько лет назад он был в числе организаторов в Гомеле международной научной конференции «Война в славянской литературе», он же присутствовал при эксгумации и перезахоронении останков генерала Александра Лизюкова из безымянной могилы под Воронежем. Несмотря на приговор военно-медицинской комиссии о неуравновешенности характера, Евгений Лизюков перед войной окончил Московский институт цветных металлов, некоторое время работал по специальности в Джанкое, а с началом войны командовал ротой в одной из частей РККА. После ранения в первом же бою в госпитале он из одной и той же газеты узнал о награждении себя орденом Красной Звезды и о присвоении брату Александру звания Героя Советского Союза. А в июне 1942-го уволенный по ранению из армии, но неуемный Евгений Ильич из-под Торопца у истоков Западной Двины отправляется во главе диверсионной группы в 800-километровый путь к верховьям Случи на оккупированной Минщине. Уже с 19 августа он комроты в отряде имени Фрунзе И. В. Арестовича. Поскольку партизанское движение в Беларуси ширилось в геометрической прогрессии — отряды выделяли инициативные группы для создания новых отрядов, делились, превращались в бригады и соединения, вряд ли стоит прослеживать весь послужной список Лизюкова от комроты до командира одного, а затем другого отряда. После известного на всю республику Лавского боя, когда партизаны копыльской зоны под командованием Ф. Ф. Капусты успешно противостояли 7-тысячной немецкой группировке с танками, Евгений Ильич оказался на родной Гомельщине.

В течение января — марта 1943 года на Красном озере белорусские партизаны вместе с ковпаковцами принимали самолеты из Москвы, при этом из доставляемых грузов (вооружение, продовольствие, обмундирование) перепадали крохи боеприпасов, побольше свежих газет, антифашистской и православной литературы. По счастью, на озере случился замор рыбы, ее ловили и возили санями-розвальнями и ели, по воспоминаниям брата, «жареную, вареную и просто так, кусками». Белорусы сетовали на то, что Москва не ровно делит: никто не знал тогда, что Сталин готовит соединение Ковпака к карпатскому рейду. Опытный Е. Лизюков был недалек от истины, объясняя молодым, что Ковпак весной направится на Украину, а там мало лесов, болот и т. п. В те зимние дни командир партизанского соединения Капуста слетал в Москву, получил, как и Ковпак, на аудиенции у Сталина звание генерал-майора и предписание возвращаться в центр Беларуси, вести диверсионную работу и подспудно готовиться к рейду на Белосточчину (успешный рейд с передислокацией части соединения Капусты к границам Польши позже успешно состоялись). Небезынтересно, что Филипп Филиппович, в 1941 году майор и командир погибшего в белостокском котле гаубичного полка, опасался, как бы в Москве не спросили, где вверенный ему полк. Но все обошлось. И только ординарец и однополчанин Капусты на упреки генерала в пристрастии к зеленому змию и на то, что за всё сделанное в лесу придется отчитываться перед Родиной, отвечал: «Если вы, товарищ генерал-майор, отчитались самому Сталину за полк людей и 36 гаубиц, то за бутылку водки я всегда отчитаюсь!» В апреле 1943 года соединение Капусты отправилось на север к месту прежнего базирования. Движение партизан засекла «рама», и при переходе «варшавки» у д. Осовец немцы внезапно атаковали роту Лизюкова, при этом сам Евгений Ильич как раз был вызван в штаб. Партизаны стали отступать, под минометным огнем в обозе из 500 саней возникла паника, разгром колонны казался неминуемым. По глубокому снегу, на котором то и дело вырастали черные кусты минометных разрывов, навстречу отступающим на коне скакал Лизюков. «Женя, ты погибнешь!..» — за стремена и шею лошади ухватилась партизанская медсестра и близкая подруга ротного. На глазах моего брата, залегшего с карабином, двумя гранатами и четырьмя обоймами патронов прямо у сгрудившихся саней, Лизюков оттолкнул медсестру, устремляясь вперед. Воодушевленная мужеством командира рота контратаковала, был подбит танк, и на поле боя осталось до 60 гитлеровцев. А несколько дней спустя эсэсовские верзилы (каждый под 180 см) 12 раз безуспешно атаковали обороняемую ротой д. Дражня. При этом командир отдыхавшего в Бобруйске полка СС 8-го немецкого мехкорпуса, по данным разведки, грозил коменданту города карами за обман: «Какие же это бандиты, это же прекрасно обученные регулярные войска!»

Сформированный Лизюковым отряд имени Дзержинского с осени 1943-го до момента соединения с частями Красной Армии провел ряд успешных операций, в числе которых разгром гарнизона в д. Жилин-Брод (уничтожено 59 гитлеровцев), Языльского полицейского участка и Покрашевского гарнизона. В мае 1944-го отряд успешно прорвал памятную и мне немецкую блокаду. А сразу после блокады старший лейтенант Лизюков был почему-то назначен командиром отряда имени Молотова 2-й Минской партизанской бригады. Перевод командира в другой отряд совсем другой бригады накануне со дня на день ожидавшегося наступления Красной Армии мой отец объяснял натянутыми отношениями между Евгением Ильичом и командованием 95-й имени Фрунзе партизанской бригады... Помнится, в дни майской блокады того же 1944-го мы — семьи командира Фомина, комиссара Родченко и начальника штаба Коникова — стали обузой для отряда и еле «самоспаслись» в лозняке глухого болота. Немецкая цепь прошла от нас в 50 — 70 метрах. Лес и болото были полны трупов стариков, женщин и детей, на поляне уцелевшие люди устроили целое кладбище. За нами приехал брат Гриша с пятью партизанами, по пути хлопцы отбили у беспечных немцев, считавших всех партизан уничтоженными, обоз из 12 пароконных фургонов с награбленным. В обозе была даже помещенная в клетку наседка с 40, явно собранными с разных дворов цыплятами. Найденную среди вещей норковую шубу бойцы подарили матери: от нас, мол, и от сына за спасение детей. О шубе узнала любовница одного из чинов штаба бригады, но на просьбу начальника уступить вещь отец ответил отказом: мой сын подарил матери, как же теперь забирать? Закончилась история тем, что фамилию отца вычеркнули из списков представляемых к ордену Ленина — эта награда полагалась ему по статусу комиссара и организатора отряда из полутора сотен бойцов. После войны при личных встречах отец язвил: «А твой орден Ленина моя Ольга носит до сих пор!» — «Да будет тебе, Виктор, время тогда было такое...» Увы, время тогда действительно было непростое. Трудно теперь сказать, в какой мере ходячая в штабе бригады злая версия о гибели милиционера в стычке с Лизюковым мешала Евгению Ильичу и воевать, и продвигаться в чинах, и быть по достоинству оцененным в наградных представлениях.

Судьбы братьев Лизюковых сложились так, что после смерти матери Евгений жил и учился в семье дяди Афанасия Устиновича в Гомеле, а младшие Александр и Петр — в Нисимковичах у отца Ильи Устиновича. Война и три смерти — в России, родной Беларуси и Восточной Пруссии — навсегда разлучили братьев. К сожалению, их имена не объединило всеми тремя заслуженное звание Героев. Неужели грядущие поколения гомельчан будут созерцать на одной из площадей города бронзовые фигуры двух младших братьев на переднем плане и только позади их фигуру споткнувшегося о пачку «Беломора» старшего Евгения, организатора и боевого командира партизанского отряда? Помнится, мой покойный брат-партизан Григорий, еще не зная о гомельских корнях Евгения Лизюкова, свою статью в районной газете закончил так: «Партызанская прысяга 1942 г. пачыналася словамi „Я, верны сын беларускага народа...“ Мы не ведаем аб паходжанні Яўгена Лізюкова. І гэта не так важна. Ён сапраўды быў i навекi застанецца ў нашых сэрцах верным сынам беларускага народа».

главное фото: Евгений Лизюков.

Фото из музея братьев Лизюковых гомельской гимназии № 36 имени И. Мележа

автор статьи: Николай Родченко, кандидат филологических наук, доцент