18.02.2021

Случчанин Николай Анципович — подполковник в отставке. Служил в Афганистане более двух лет, участвовал в 60-ти боевых операциях. Он рассказал «Кур'еру» о том, что было самым сложным на войне, как поступали с трусами, о солдатском везении, какие приказы не выполняли, об отношениях с афганцами и как война изменила его характер.

«Я родом из Слуцка, окончил СШ № 2. В Афганистан попал в 1985 году старшим лейтенантом, когда за плечами была служба в армии, училище в Орджоникидзе, служба в Новочеркасске, — рассказал Николай Анципович. — Дома остались жена и 4-летний сын. Жена — настоящая боевая подруга, восприняла это как должное, хотя к этому времени похоронили уже несколько человек с нашего полка.

Первое, что я увидел в Шинданде, — остовы обуглившихся самолётов, там перед нашим прилётом была диверсия. Попал в 3-й батальон 5-й гвардейской мотострелковой дивизии. Меня назначили командиром 8-й роты.

Первый бой

Первое задание помню. Разведчики сообщили, что в кишлак зашла банда. Нам поставили задачу: блокировать населённый пункт и провести «зачистку» — проверить все здания, найти душманов, боеприпасы. Вроде бы в кишлаке всё было спокойно, «зачистку» провели без единого выстрела. А когда построились в колонну, чтобы идти назад, то «духи», засевшие в ближайших полях пшеницы, открыли огонь. Решение пришло быстро: ракетами подожгли поле и так заставили их выйти. Потом открыли огонь и уничтожили 15 человек. Среди наших потерь не было.

Каждый раз — новые задачи

Наша рота выполняла разные задачи. Участвовали в крупных армейских операциях, сопровождали штурмовые отряды по горам, автомобильные колонны, агитбригады, ликвидировали банды, караваны с боеприпасами и наркотиками, уничтожали маковые поля, захватывали базы «духов». Те, кто сопровождал караваны, были смертники, бились до последнего, поэтому стычки были ожесточённые. За два года службы в Афганистане я участвовал в 60-ти боевых операциях.

Нас окружали горы, «духи» знали там каждый уголок. А мы ориентировались по карте. Многие солдаты боялись высоты. Чтобы пройти по горным хребтам и сбить огневые точки, мы двигались чаще ночью — не так видна высота. Помогала луна. Там она стоит очень низко, тропу хорошо видно. Иногда при хорошей луне можно читать.

Бывали и длинные переходы. В Масакале пришлось горный кишлак проверять. Вышли в 4 утра и только вечером пришли на место, где попали в засаду. Залегли до рассвета. Был плотный огонь, и взять кишлак не удалось. По рации вызвали огонь артиллерии.

Об однополчанах

На войне человек сразу проявляется: все сильные и слабые стороны видны. У меня в роте был интернационал, больше 15 национальностей. Отличные сержанты: Толя Сефирбеков, Алан Джусоев, Миша Удалых. На них можно было положиться больше, чем на молодых лейтенантов. Некоторых приходилось сдерживать, так рвались в бой.

Случалось и наоборот. Был у меня мальчишка. Как только боевая операция, в строю стоит, а выехали — его нет. Оказалось, что он под казармой вырыл нору и прятался там. «Хочу жить», — говорил. Но ведь жить хотели все. Пришлось его связывать и класть в БМП. Когда выезжали на операцию, то развязывали, но оружие не давали, что-то нёс. Отношение бойцов к нему было негативное, никто не общался.

О быте

Когда я приехал, проблем с бытом уже не было. В нашем расположении оставалась только одна палатка, большинство жили в сборно-щитовых казармах. Всё необходимое привозили из Союза.

Были свои скважины для воды, бани. В Афганистане свирепствовали болезни, некоторые из которых мы давно забыли: тиф, малярия, желтуха. Многие наши от этого страдали. Я жил в комнате с четырьмя офицерами, все они переболели, а вот меня пронесло. Лёгкие случаи лечили в госпитале здесь же, а тяжёлых больных отправляли в Союз.

Страшно бывало

Когда начинается бой, делаешь что должен. Конечно, страшно бывало. Когда пули начинают свистеть над головой, пригибаешься, ищешь, куда залечь. Но больше думаешь о других. Убивать приходилось, не скажу точно сколько. Был случай, что уничтожил пулемётный расчёт.

Самое сложное в горах — определить, откуда ведётся огонь. Если ночью видно по вспышкам выстрелов, то днём — кругом сплошное эхо.

О везении

Те, кто служил, верили в везение и во Всевышнего тоже. А иначе как объяснить удивительные случаи, когда по всем обстоятельствам человек должен был погибнуть, а оставался жив, и наоборот.

Были и другие ритуалы: перед боевым выходом и во время операции никто не брился.

Все вели календари: зачёркивали каждый прошедший день. До сих пор знаю, что прослужил 2 года, 1 месяц и 13 дней.

Об отношениях с местным населением

Нельзя однозначно ответить, как относились к нам афганцы. Когда приезжали в кишлаки агитбригады, которые показывали фильмы, раздавали продукты, керосин, также врачи осматривали и лечили, то они были радушны и благодарны. По их законам они не стреляли у себя в доме. Если ты пришёл к знакомому или старейшине, то ставишь оружие у дверей, тебя не трогают. Но когда вышел, то такой гарантии нет. С кишлаками вокруг базы была договорённость: они банды к себе не пускали, ведь если из кишлака откроют огонь, то будет ответный удар.

У них не считалось почётным служить в национальной армии. Многие стремились попасть в бандформирование. Там платили хорошо. Афганцы очень бедно жили. Лепёшка, изюм — вот пища на день. Мяса практически не видели.

Минирование дорог и троп было для местных способом заработать. Пастух-чабан, например, покупает мину, ставит её на дороге. Если подорвалась машина, «духи» ему платили, так же за убийство офицера или солдата.

О приказах, которые не выполняли

В 1985—1986 годах проводилось много больших операций по ликвидации банд. Были большие потери. Ситуацию усугубил документ о примирении, подписанный Горбачёвым. Категорически запретили отвечать на огонь афганцев. Мы не всегда выполняли этот приказ. Как можно терять людей из-за того, что политбюро решило, чтобы мы не стреляли!

Был и другой абсурдный приказ — «всех под броню». Предписывалось, чтобы все бойцы находились внутри бронемашины. Они не учли, что если машина подрывалась на мине (которые были повсюду), то всех, кто сидел «под броней», просто размазывало. На «броне» было безопаснее, можно соскочить, да и обзор во все стороны лучше. При подрыве солдаты отделывались контузией или ранением, гибли механики.

Правда, у меня в роте был уникальный случай с механиком Ваней Чекмарёвым. Его при взрыве мины выбросило вместе с сиденьем на дорогу, даже не покалечился. Дано было человеку жить. Плакал, что получил новый комбинезон, а его — в клочья. Мы утешали: «Дадим тебе два комбинезона! Главное — живой!». Это был уникальный случай, ведь отверстие от мины было прямо под ним.

О потерях и ранениях

Из бойцов моей роты погиб только один — Андрей Осипов. Мы стояли на заставе в Герише. «Духи» постоянно обстреливали реактивными снарядами. А под шумок подтягивались их снайперы. Андрей как наблюдатель сидел в БМП. Почему он решил вылезти, до сих пор не знаю. Пуля снайпера попала прямо в голову. Потеря бойцов — тяжелее нет ничего. Я написал родителям Андрея, покаялся, что не сберёг сына.

Был случай, когда пятеро бойцов во время ночного штурма сорвались со скал. Февраль, днём прошёл дождь, а ночью скалы обледенели. Тяжёлые травмы получили. Бойцов переправили в госпиталь в Питер, в роту они не вернулись.

Что зависит от командира

В бою командиру важно быстро сориентироваться и принять решение. Здесь вести в атаку не надо. Обстановка другая — засады, мины. Нужно быть предельно осторожным. Постоянно напоминал ребятам, чтобы не высовывались, не лезли на рожон.

Были случаи нелепой гибели. В соседнем полку двое солдат самовольно пошли за виноградом. Потом их тела нашли обезглавленными. Ещё и головы пришлось выкупать. Некоторые бравировали — нельзя, а я пройду (по минному полю — Прим. ред.). Не всегда это заканчивалось благополучно.

Как выносили убитых и раненых

В 1986 году мы штурмовали ущелье Шинорай возле пакистанской границы. Там была большая база «духов». Запомнилась дата начала: 22 июня, 4 утра. Сначала поработала артиллерия, авиация, на основные высоты забросили десант. Когда пошли на штурм, сопротивления почти не было. Захватили склады: боеприпасы, медикаменты, продукты, — около 100 грузовиков вывезли. Самое опасное ждало нас на следующий день. Разведчиков под командованием Игоря Губанова засекли по рации, их с пакистанской стороны обстреляла артиллерия. Игоря и ещё шестерых убило, трое были ранены. Они как раз вышли к сухому руслу реки, которое перед этим заминировали наши сапёры.

Командир полка поставил мне задачу: вынести убитых и раненых. Пройти к месту можно было по горам, но ушёл бы не один день, да и вынести столько людей по скалам сложно. Принял решение идти короткой дорогой по заминированному руслу. Сапёры дали приблизительное направление. Я пошёл первым, держал в руке шомпол и чертил им полосу за собой. В 100 метрах за мной след в след шёл замполит и около 40 бойцов. Задание выполнили. Вообще, в Афгане умение идти след в след сберегло много жизней. Там ведь чуть в сторону — и можно наступить на мину.

К выводу войск отношение двойственное

С одной стороны, уверенности, что мы правильно действуем в Афганистане, не было. По сути, советские войска ограниченным контингентом практически ничего не могли сделать. Афганцы воевали с 1973 года, мы вошли в 79-м. Например, в Герише застава была в 250 человек, а банды вокруг насчитывали до 10 тысяч. Они воевали с нами и между собой.

Приказ был отдан, армия его выполняла. Иначе это была бы уже не армия. Мы понимали, что ввязались в чём-то бессмысленную и бесконечную войну. Задача не стояла очищать территорию полностью. Наши войска стояли в ключевых пунктах. Мы кишлак очистили от банды — ушли, а банда опять вернулась.

С другой стороны, когда накрывали караван с опиумом, уничтожали маковые поля и предотвращали попадание наркотиков на родину, то пользу от своих действий чувствовали.

После войны стал добрее

Известие о выводе войск пришло в 1986 году, когда вывели первые шесть полков. Когда узнали, что войска будут выводить, ощущения были двойственные. С одной стороны — радость, что для нас эта война закончится, не будут гибнуть солдаты. А с другой — была мысль, что предаём Наджибуллу, все жертвы были зря. Афганская армия была слабая, мы удивлялись, что так долго они потом продержались против талибов.

Я до сих пор вспоминаю то, что там было, иногда и снится. Афган остался «моей» войной. Выпала мне доля такая… После войны я больше стал ценить и свою жизнь, и жизнь других. Когда заходишь в кишлак и видишь — пацанёнок без руки, без ноги, то тяжело даже сейчас. Сколько ещё отголосков. Думаю, что добрее стал. Насилие не приемлю.

О наградах

Орден Красной Звезды мне вручили в Афганистане в 1986 году, хотя наградные представления отправляли трижды. Путь бумаг долгий: из полка — в дивизию — в армию — в округ — командование войск — Министерство обороны — 

Президиум Верховного Совета. Были случаи, когда награды находили солдат уже в наше время. Яковлев получил орден Красной Звезды уже от Путина, Анатолию Гноевых медаль «За отвагу» вручили уже в наше время.

У меня многие мужчины в роду — военные. Дед погиб в финскую войну, брат мамы — в Великую Отечественную. Отец служил, дядя, двоюродные братья — тоже офицеры. Сын Максим — служит сейчас, подполковник, заместитель командира бригады. Мой род всегда стоял на защите Отечества".

автор статьи: Елена Бадьина