10.03.2015

Слуцкой деревне Переходы, сожжённой фашистами вместе с жителями 23 февраля 1943 года, так и не суждено было возродиться. На её месте в 1972 году был установлен памятник. Несколько человек, чудом выбравшихся из огненной пучины, уже ушли из жизни. По крайней мере, так считалось до недавнего времени. Однако усилиями сотрудников Слуцкого краеведческого музея установлено, что в небольшом карельском городке Олонец (Россия) живёт последний свидетель той ужасной трагедии. Несмотря на свой 79-летний возраст, Иван Арсентьевич Линевич бодр и активен. Он охотно поделился воспоминаниями из своей непростой жизни, которые мы и предлагаем читателям…

О начале войны я узнал, возвращаясь в родные Переходы из школы после сдачи последнего экзамена за курс начальной школы. Через несколько дней у нас появились отступающие красноармейцы, а за ними и немцы, так что свидетельство о начальном образовании получить не успел. Сперва в наших краях было тихо, но большой проблемой стал поиск пропитания, ведь отец, ветеран Гражданской войны, лишился работы в лесхозе. Выживали тем, что собирали в лесу грибы и ягоды и меняли их в Слуцке на зерно.

Немцы колхоз не распустили, но требовали платить налог продуктами и сеном. Очень скоро дали о себе знать и партизаны. Естественно, по их требованию, налог немцам практически не выплачивался, да и нечем было. Во время одной из попыток собрать с населения продовольствие партизаны совершили нападение на немецкий обоз. Были и другие столкновения. Словом, тучи над нами сгущались. Мы, деревенские жители, ждали арестов, угона молодёжи в Германию, но, чтобы немцы уничтожили всю деревню вместе с жителями, об этом и подумать никто не мог.

Рано утром 23 февраля 1943 года по деревне проехали немцы и полицейские на санях, блокировав все выезды из Переходов. В хату зашёл один немец, оглядывая, покрутил меня и вышел. Позже дошло, что он подбирал погонщиков скота, но ростом я был мал и, видно, не подошёл. Мне уже было четырнадцать лет, и родители боялись, что могут угнать в Германию. Поэтому спрятали меня на печке под тряпками, а пять младших сестёр сидели на её краю.

Тут в дом вошли фашисты и, не говоря ни слова, открыли огонь из автоматов. Одна из сестёр мёртвая упала на меня. Я был ранен в левую ногу. Когда стрельба прекратилась и каратели вышли, приподнялся и осмотрелся. В живых был только тяжелораненый отец. Теряя последние силы, он благословил меня и приказал: «Беги, сынок!».

Я схватил шерстяное одеяло и ползком добрался до хранилища овощей во дворе. Дом в это время уже вовсю горел. Сколько находился в своём убежище, не знаю. Опомнился, когда увидел соседскую девушку. Немцев уже не было. Она достала откуда-то чулок, и я перевязал раненую ногу. Пошли по деревне в поисках оставшихся в живых.

Прислонившись к забору, стоял раненный в руку и спину мой двоюродный брат Николай. Мы его отвели в яму, где хранилось сено, прикрытое досками и землёй. Всего живых набралось шесть человек. Ночевали в той же яме с сеном, а на следующий день хоронили убитых.

Приехали родственники погибших жителей Переходов из других деревень, партизаны. Я из тайника достал простыни и покрывала, в них и похоронил свою семью. Тела родителей и сестёр были сильно обгоревшими. Раненого двоюродного брата его отец Алесь Амбражевич (он был в партизанах) повёз в Шантаровщину, но тот по дороге умер.

Приютили меня родственники по отцу из деревни Шантаровщина. Раненая нога заживала плохо, пока тот же дядя Амбражевич не отвёз к партизанскому лекарю. Меня в партизаны не брали, говорили, что мал, да и ранение давало о себе знать. А тут ещё я заболел воспалением лёгких. Еле вылежался.

Впоследствии довелось пережить блокаду партизанской зоны, скрываться на Воронецких болотах. А когда она закончилась, и я вместе с мирными жителями возвращался домой, то увидел по дороге разведотряд Красной Армии. Так пришло освобождение. В деревне восстановили колхоз, а меня бригадиром назначили. Одновременно местную молодёжь обучали военному делу в Замостье.

Осенью 1944 года призвали в армию. Был курсантом-миномётчиком в Уручье под Минском, обучался автомобильному делу на станции Степянка, служил в Пружанах, Боровичах Новгородской области. Потом снова перевели в Белоруссию, оттуда попал в Петразоводск. В 1951 году присвоили офицерское звание. Во время отпуска съездил в Боровичи, где меня ждала невеста, и женился.

Через некоторое время попал под хрущёвское сокращение армии. Ушёл служить начальником ГАИ в городе Олонец. Здесь окончательно и осел. В 1974 году вышел на пенсию.

Вырастили с женой сына. Он по профессии строитель, возглавляет небольшую строительную фирму. У меня двое замечательных взрослых внуков, которые получили высшее образование. Иногда думаю – ничего бы этого не было, если бы чудом тогда не выжил в горящих Переходах. А ведь как бы счастливо могла сложиться судьба моих погибших односельчан, если бы не та проклятая война…

Живу на пенсии, но весь в заботах. Хожу на рыбалку, люблю собирать грибы и ягоды (эта страсть с детства осталась), много времени отдаю приусадебному участку. Но не дают мне покоя страшные воспоминания. В этом году решился написать письмо канцлеру ФРГ Ангеле Меркель. Выплачивали же немцы компенсации узникам фашистских концлагерей. А ведь я пережил не меньше их.

Ответ пришёл быстро. Сказано было в нём, что моя просьба о компенсации не подпадает под немецкое законодательство и к тому же чрезмерна. Собственно, дело не в деньгах и других материальных благах. Сколько лет прошло, а в душе моей нет того примирения, о котором так много сейчас говорят.

 

Сергей БОГДАШИЧ, Василий ТИШКЕВИЧ, 2006
kurjer.info

 

Иван Арсентьевич Линевич жив по сей день, что не может не радовать…