Зея-река: и туда сгоняли белорусов

Зея-река: и туда сгоняли белорусов

06.09.2018

В 2013 году мы знакомили читателей с мемуарами известного на Случчине учителя, директора школы Алексея Новика «На краі». Книга позволила глазами свидетеля посмотреть на исторические процессы, происходившие в Беларуси начиная с 30-х годов двадцатого века и через судьбу автора, его родных и знакомых проследить непростые поиски человеком счастья и правды в тот период.

Недавно среди старых газет внимание привлекла статья другого автора - Михаила Тычины «Зея-река: и туда сгоняли белорусов». В журналистике Михаил Тычина с 1952 года, работал в разных районных газетах, 31 год был собкором «Мінскай праўды». Материал был опубликован в газете «Оска» за 17 февраля 1994 г. Эта газета некогда выходила в Слуцке, главным редактором газеты в то время был Владимир Тетерник.

Вероятно, найдутся сегодня читатели, которым будет интересно узнать, о чём писала местная пресса в перестроечное время…

 

 Зея-река: и туда сгоняли белорусов

Найти сегодня в деревне бывших «кулаков», кто горбился на лесоповале за Котласом, на Пинеге, практически невозможно. Они или вымерли там от каторжного труда и голодухи, или, возвратившись в послевоенные годы в родные места, ушли в мир иной по старости. Да, что говорить – дети их уже давно на пенсии.

И вот узнаю от знакомого ветерана Слуцкого колхоза «1 Мая», что на окраине города проживает один из раскулаченных его земляков – Ефим Петрович Маглыш. И адрес дал.

Улочка дворов на двадцать пять рядом с мемориалом, погибшим воинам и партизанам у старого городского кладбища. Второй дом справа, если идти от мемориала. Хозяйка, преклонных лет, услышав от меня, зачем пожаловал, окликнула: «Ефим, слезай с печи, к тебе пришли из газеты!» Помолчав, добавила со вздохом: «Операцию недавно тяжёлую перенёс, ещё не очунял». Дед на свои 84 года высматривает неплохо. Глаза светятся ясным умом, да и памятью Бог не обидел: все то, что пережил в молодости, помнит.

– То расскажи человеку, как тебя с родителями раскулачивали, в Сибирь высылали, – подала голос жена, Нэля Адамовна. Она года на четыре моложе мужа.

Ефим Петрович без всякого надрыва, как о чем-то обыкновенном начал свою исповедь. А в ней что ни слово – страшная правда о сталинских беззакониях.

– В тридцать первом, зимой это началось. Мне тогда двадцать второй год шёл, в холостяках ходил, родителям, они жили в деревне Клепчаны, по хозяйству помогал. Старший брат мой Дима был уже женатым, отделился, хату построил. Так активисты из комбеда, кто выискивал кулаков, посчитали такой отдел брата хитрым расчётом: мол, специально отделился, чтобы родители с меньшим наделом земли не попали под раскулачивание. А занесли все равно в чёрный список оба хозяйства, хотя они ни чем не выделялись в деревне среди других. Арестовали мужчин, заперли в слуцкой тюрьме. Два месяца держали, на допросы вызывали. Меня посадили в камеру, где находилось человек двадцать таких деревенских. Места на нарах не хватало, я спал на полу или сидя на корточках. Отца следователь заставил расписаться в протоколе допроса, что тот якобы имел водяную мельницу, хотя её и в помине не было. Двое лошадей было, но это не звучало. Кто в деревне был безлошадным, того звали лоботрясом.

Настал день, когда арестованных, человек двести, вывели на улицу. Конные милиционеры с шашками наголо, солдаты – с винтовками наперевес окружили нас и повели по улице на вокзал. Дело было в воскресенье, день базарный, людей на улицах полно, все смотрят. И молчат. А мы как преступники идём под конвоем. Предупредили: шаг вправо, шаг влево – стреляют без предупреждения.

Погрузили нас в вагоны-телятники с решётками на окнах – и в Сибирь, на реку Зея. Выгрузили на станции Тында, под конвоем повели на Золотую горку – так назывался золотоносный прииск. Дорога дальняя, в пути ночевали в палатках, замерзали, потому, как в апреле там ещё по ночам трещали морозы. Отец в пути заболел, и его везли на подводе. Старику тогда уже шёл шестьдесят первый год. Мать осталась в деревне. Кроме меня, старшего, у неё были и малые дети. Хату нашу в колхоз забрали, и мать жила в старой бане. Нагоревалась – слов не хватит всё рассказать.

Мы с братом Димой попали на прииск «жаян». В бараке жили, в посёлке. Комендант там был, два конвоира. Вначале на бурение скважин водили, потом зачислили в приисковое управление, в посёлок Тамбуки – мыть золотишко.

Отец тоже на прииске работал, его даже бригадиром поставили. Так двадцать лет втроём вкалывали. На правах ссыльных, под надзором. Из посёлка – ни шага!

– Кроме вас, были рядом земляки – случчане?

– А как же. Куда только нашего брата-белоруса не высылали тогда! С деревни Мелешки Слуцкого района с нами работали Стружинский и Дашкевич, с деревни Блащитник, что возле Жилин-Брода – Тарасевич. Были эстонцы, латыши. Дашкевича, кстати, застрелил конвоир, якобы при попытке к побегу, хотя в это никто не верил. Дима, брат мой, конюхом на прииске работал, мы с ним встречались. Позже конвой сняли, остался лишь комендант, у него была вся власть.

– А со своей будущей женой, когда познакомились?

– Вскоре после того, как прибыли на Зею, туда в гости к родственнику пожаловала Неля с сестрой. Да так и остались там. В 1935 году я с ней познакомился, а вскоре и поженились. Хату срубили, обзавелись коровой, потом были и две. Держали свиней, кур, выращивали картошку, капусту, китайскую брюкву. Сено в тайге заготавливали. Гнус, комары там – настоящее бедствие, летом проходу не дают. Но потом к ним привыкаешь. Постепенно жизнь налаживалась, мы уже не чувствовали себя обиженными судьбой. Пошли дети – их у нас трое подрастало.

– А вы, Нэля Адамовна, чем занимались кроме личного хозяйства?

– Восемь годков каждое лето детским садиком в посёлке золотоискателей заведывала. На зиму его закрывали. Школа начальная, трёхклассная была рядом, детишки ходили туда. Дочь Галину для продолжения учёбы в средней школе отвозили за 35 километров в городок Советск. Тяжело было в войну. Хлеба на взрослого выдавали на день 500 граммов, на иждивенца – 200. Мужа на фронт не взяли, на броне был его 1909 год рождения. А товарищи, что помоложе, такие же ссыльные, как ушли на фронт, так никто живым и не возвратился.

– А ты, мать, забыла, как мы с тобой передрожали в 37-году, когда ночью стал наезжать в посёлок «чёрный ворон»? – включается в разговор Ефим Петрович.

– За одну только ночь арестовали 20 человек, в основном из числа раскулаченных. Взяли главного инженера прииска Кашина, директора Насенко. Оба были партийные. Кроме Насенко все остальные сгинули в лагерях или были расстреляны. Нас Бог уберёг от такой участи.

Настал 1951 год. Стали в посёлке поговаривать, что ссыльным якобы разрешается выезд на родину. Сколько было радости по этому поводу в семье Маглышей! Дети Галя, Жора, Николай, хотя и родились там, среди сопок и тайги, тоже мечтали о возвращении на землю предков, хотя весьма смутно представляли её, лишь по воспоминаниям родителей. Подал заявление и Ефим. К тому времени его отца, которому шел 81-й год, отпустили доживать век на родину. Как раз стали поговаривать, что прииск будут закрывать через год.

И вот настал долгожданный день, когда санный обоз с гусеничным трактором во главе двинулся в дальний путь к станции Тыгда. Только на четвёртые сутки Маглыши взяли билеты на поезд. Дали в деревню Клепчаны родственникам телеграмму, чтобы встретили на полустанке, возле Слуцка. В одночасье получил добро на отъезд и брат Ефима Петровича – Дмитрий. Родственники встретили, дали временное пристанище. Председатель колхоза посоветовал приезжим поселиться возле города, дескать, у вас детишки, близко будет до школы. Так и сделали. Подали заявление в колхоз. Хатёнку возвели, этот дом нынешний позже. Построили, когда обжились малость. Ефим Петрович конюхом работал, лет восемь телят пас. Нэля Адамовна полеводом трудилась в бригаде, лет двенадцать телятницей была. Детей в люди вывели. Галина работает зубным врачом, сын Георгий – на Слуцком авторемзаводе мастером. Самый младший, Николай, заболел в детстве и сейчас инвалид. Брат Дмитрий тоже трудился в колхозе, умер уже.

Поинтересовался у стариков размером их пенсий. Ефим Петрович получает 115 тысяч, жена – лишь 43 тысячи. На самое необходимое, они считают, хватает. Вот только здоровья уже нет, лучшие годы отданы приискам, изнурительному труду, гнусу, комарам. И хотя Ефим Петрович давал стране золотишко, к отъезду на родину был гол как сокол: везли самое необходимое из домашней утвари, одежды. Помнит, как всех тщательно проверяли на контрольном пункте, «просвечивали» с ног до головы – как бы случайно крупинку драгоценного металла ни запрятал кто. Они оба как были честные, трудолюбивее крестьяне, такими остались и через двадцать лет ссылки.

И дожили до глубокой старости только потому, что любили землю, черпали от неё соки для души и тела.

 

 

Михаил ТЫЧИНА
Газета «Оска» №7, 17.02.1994 г.

Оцифровка текста и вступительная часть – Владимир ХВОРОВ