«Мне кажется, что и после смерти я буду помнить и буду счастлив, что кто–то на земле очень любил меня»...

Наверное, он сейчас действительно счастлив... Его помнят. Да и такую любовь, какую встретил он, встречают на земле редко. Но и редкий человек, прошедший подобные испытания, мог остаться столь светлым, добрым и мудрым, каким остался в памяти людской писатель Ян Скрыган. Его биографии хватило бы на нескольких человек. Словно ему было дано прожить не одну, а несколько жизней.

Жизнь первая

Начало 20–х годов прошлого века. Студент Слуцкого сельскохозяйственного техникума Ян Скрыган был замечен как подвизающийся на литературном поприще и приглашен на работу в слуцкую газету. Так он попал в компанию молодых белорусских литераторов, возглавляемую колоритной личностью, первым белорусским футуристом Павлюком Шукайлой. Молодежь под предводительством Шукайлы училась писать «лесвiчкай», под Маяковского, «каб толькi папасцi ў гэты футурызм». Потом Шукайла перетаскивает свою «команду» на Полотчину, затем — в Минск. Кроме «правой руки Шукайлы» Янки Скрыгана, в «команду» входил и Петрусь Бровка, впоследствии вычеркивавший этот факт из своей биографии. «Памятаючы прыклад футрызму, што трэба нечым вылучацца, мы хадзiлi бадай усе з кiямi i ў капелюшах, што на той час было навiною. Трымалi сябе ваяўнiча i задзiрыста. На лiтаратурных вечарах i дыспутах чыталi крыклiвыя вершы, траха не хапалiся за грудзi ў спрэчках», — вспоминал Скрыган. Но футуризм был для него «переходным этапом». Один за другим выходили сборники прозы. Становилось понятно, что в отечественную литературу пришел тонкий стилист, необыкновенно чувствующий слово... Скрыган познакомился с красавицей Галиной, работавшей машинисткой в Государственном издательстве, женился. Вскоре жена забеременела. Был конец 1936 года. Скрыган приехал в дом творчества под Пуховичами, чтобы поработать над важной статьей для газеты «Лiтаратура i мастацтва». Соскучившись, хотел вызвать жену — всего полгода как поженились... Не успел. Он никогда больше не увидится с ней и никогда не увидит родившегося вскоре сына.

Жизнь вторая

Скрыгана арестовали прямо в доме творчества. Он точно знал, кто писал доносы, — друг–поэт, сосед по минской квартире... Начались самые страшные дни в жизни писателя. Следователь был изобретателен. Бил, обливал холодной водой, сажал в карцер, такой узкий, что в нем нельзя было повернуться, и когда узник уже не имел сил стоять, то «висел, сдавленный его теснотой до боли во всем теле».

Следствие длилось целый год. Потом был скорый и неправедный суд и приговор: 10 лет лагерей и 10 лет ссылки. Ново–Ивановское отделение Сиблага превратило Скрыгана в опытного лагерника, хотя поначалу даже с домашней одеждой пришлось по злой воле зэков распрощаться. Но Скрыгану, видимо, иногда помогало и его необыкновенное обаяние — невозможно было не проникнуться симпатией к этому скромному, добродушному человеку. Который даже в самых страшных обстоятельствах сохранял самое главное — свою личность, умение видеть красоту в окружающем мире. Однажды вечером в порыве отчаяния он выбежал из барака. «На улице было холодно, зябко. Я выскочил в нижнем белье... Меня насквозь пробирал холод, я чувствовал, что дрожу, но стоял как вкопанный и смотрел в небо. Боже, какое оно было широкое и как мощно кипели и менялись в нем краски...»

И созерцание небесной красоты вновь вернуло силу жить.

Были и более материальные «чудеса». Однажды вечером бригаду, в которой работал Скрыган, вели с работы. Вдруг на снегу он заметил кочан капусты, «круглый, свежий, морозно–упругий»... Чтобы поднять его, обессиленному, болеющему цингой узнику нужно было сделать всего шаг в сторону... И рискнуть жизнью. Ведь шаг в сторону приравнивался к побегу и охранник имел право пристрелить нарушителя. Но Ян решился. Колонну тут же остановили. К заключенному подбежали охранники, отобрали недозволенную добычу. Он подготовился к худшему. Но старший по званию охранник внимательно посмотрел на «преступника» и тихо приказал коллеге, державшему кочан: «Отдай человеку...»

Лагерный срок закончился в 1946 году. Начиналась ссылка. Начальник спецчасти лагеря предложил: «Давай перекручу тебя три раза — и ты ткнешь пальцем на карте Советского Союза, которая висит на стене. В какую точку попадешь — туда и направишься». Так и сделали. И выпало Яну Скрыгану ехать в Узбекистан, в Фергану.

Жизнь третья

Пока добрался — в теплушках, по разрушенной войной стране — обессилел, изголодался... Да еще и ограбили дорогой. Трое суток ночевал на улицах Ферганы. Попросил у прохожего махорки. Тот оказался главным бухгалтером завода. Так Ян Скрыган попал в качестве бухгалтера на завод. Там он и встретил верную подругу жизни, свою большую любовь — Анну...

Мне посчастливилось брать интервью у Анны Михайловны через несколько лет после смерти ее мужа, Яна Скрыгана. Анна Михайловна вспоминала, как впервые увидела нового сотрудника по бухгалтерии: в тюремном бушлате, лицо, опухшее от голода и недосыпания. Анна была москвичкой — эвакуировалась в Узбекистан в начале войны. Муж погиб на фронте, сыну Алику семь лет. Новый бухгалтер оказался интеллигентным, добрым человеком. Жили в кибитках по соседству, дружили. Особенно привязался к дяде Яну маленький Алик.

«И вот однажды Алик прибегает ко
мне и говорит, — вспоминала Анна Михайловна, — мама, полюби дядю Яна! Хоть немножко полюби!» Я растерялась: «Как ты мог такое придумать?» Оказалось, Алик играл с Яном Алексеевичем в шахматы и спросил, почему тот ужинает с нами вместе, а живет отдельно... И Ян Алексеевич ответил: «Вот если бы твоя мама хоть немного меня полюбила, то жили бы вместе...»

И Анна Михайловна решилась: «Сходи к дяде Яну — пускай переносит вещи к нам...» Алик — пулей к дяде, через какое–то мгновение из кибитки — снова же — пулей выбегают они оба...»

Через год у Яна и Анны родилась дочка — Галя, названная в память первой жены Скрыгана (тому как–то передали, что в дом, где жила его семья, попала бомба)...

Климат Узбекистана не слишком подходил, но с «волчьим» паспортом Скрыган не мог жить в Беларуси. Удалось попроситься на работу в Эстонию, в городок Кивиыли, где на сланцехимическом комбинате требовался бухгалтер. Кстати, Скрыган посчитал своим долгом освоить язык людей, среди которых работал, и вскоре свободно говорил на эстонском. А теперь в городе Кивиыли стоит памятник Яну Скрыгану.

Жизнь налаживалась... И тут опять постучалась беда — писателя забрали во второй раз без обвинения, просто «повторно арестовали». Были в 1948 году такие юридические опыты со стороны МГБ. Анна сказала на прощание: «Помни: где бы ты ни был, я к тебе приеду».

Жизнь четвертая

Скрыгана выслали в Сибирь, в деревню Сухобузимо, на вечное поселение. А жену каждую ночь вызывали на допросы. Дочь Галя была еще грудная. Но на просьбы матери отлучиться, чтобы покормить ребенка, следователи говорили одно: «Отрекись от мужа — и иди».

Анна не отреклась. Выдержала все. Как только стало возможно — отправилась вместе с детьми в Сибирь.

Ян Скрыган три дня стоял на площади, ожидая семью, — поезда ходили не по расписанию. Можно только представить, что он пережил, передумал за эти дни ожидания. Когда Анна увидела его, губы у него были совсем белые от холода. Он сказал только:

— Ты приехала. Ты вернула мне жизнь.

Продали единственную имевшуюся приличную вещь — костюм Скрыгана и купили землянку. Опять начали обживаться...

Но пришло письмо о реабилитации.

Яну Скрыгану — под 50... Когда его впервые арестовали, он был еще молод, полон сил и творческих планов... Самый важный для самореализации возраст прожит вне литературы. Заключенным писать категорически запрещалось, за этим строго следили. Даже новая семья не знала, что он писатель. И вот — все начинать с нуля...

В Минске далеко не все решались восстанавливать знакомство с бывшим заключенным. Но все же находились и иные люди. Деньги — целых тысячу рублей! — одолжил старый друг Заир Азгур. Юревичи пустили пожить в своей квартире. Поддержал Иван Шамякин, председатель Союза писателей. А Петрусь Бровка, с которым когда–то вместе были в футуристической группе Павлюка Шукайлы, в 1967 году пригласил Яна Скрыгана на ответственную работу в создаваемую белорусскую энциклопедию. На все предостережения отвечал, что Скрыгану он доверяет, и лучшего стилиста, способного выработать язык будущей энциклопедии, не найти.

Так начался новый этап жизни Яна Скрыгана.

Жизнь пятая

Именно об этой жизни Скрыгана только и знали многие. Известный белорусский писатель, переводчик, заслуженный работник культуры, лауреат Государственной премии... Он пользовался огромным авторитетом как знаток и защитник белорусского языка, неутомимый и принципиальный. Петрусь Бровка принес ему на редактирование свой опус «Калi злiваюцца рэкi». Скрыган предупредил, что, если начнет редактировать, оставит только четверть. На что Бровка ответил: «Я знаю. Но если ты отредактируешь, больше ничего не нужно будет поправлять». Однажды Стефания Станюта сказала после вечера в Купаловском театре, на котором выступал Ян Скрыган: «Я его слушала, как музыку».

Но прошлое не давало забыть о себе. В 1963 году из Западной Германии в адрес Союза писателей пришло письмо на имя Яна Скрыгана. В конверте был снимок юноши с надписью на обороте: «Дорогому отцу от сына Всеволода». Оказывается, первая жена Скрыгана Галина не погибла, их с сыном во время войны угнали в Германию. Там и остались жить.

Завязалась переписка... Но отец так никогда и не встретился с сыном. Только внуку Яна Скрыгана, известному гитаристу, которого тоже зовут Ян Скрыган, удалось познакомиться воочию с германским родственником.

Скрыган прожил 86 лет. Он был великим тружеником Слова. «Якая гэта мiлата — праседзець ноч за сваiм сталом! За работаю, што табе даражэй за ўсе адпачынкi»...

Он успел отобрать у судьбы часть загубленного... И этого хватит, чтобы мы его любили и помнили, — ведь после смерти начинается новая, самая долгая, жизнь писателя. Жизнь его произведений.
 

автор статьи: Людмила Рублевская

sb.by