04.02.2013

Родился в 1939 году в Смоленске, теперь живет в Москве, занимается научной работой. Он – кандидат технических наук, заместитель председателя Межведомственного совета по трибологии при Российской академии наук, Минпромнауки и Союзе научных инженерных объединений (обществ), член-корреспондент Академии технологических наук России, член-корреспондент Международной академии информатизации.

А еще Марат Александрович неравнодушен к прошлому, к своим историческим корням, которые, кстати, находятся в нашем районе. Его отец, Александр Павлович, родом из деревни Хренов (нынешняя Ветка), а мать, Барановская Мария Тимофеевна, родилась в деревне Шуляки. Родители Марата Александровича были в местной коммуне, потом вступили в колхоз. В 1932 году Александра Павловича призвали в армию, служил он в Смоленске в качестве шофера командующего Белорусским военным округом П.П. Уборевича. Как отличного специалиста после срочной службы его оставили в Смоленске, а вскоре к нему переехала и Мария Тимофеевна.

Светлые образы родителей вдохновили Марата Александровича на поэтическое творчество, на скрупулезную работу в библиотеках, архивах. В результате появилась историческая поэма «Мария», которую автор посвятил своей матери, Марии Тимофеевне. Предлагаем читателям отрывок из поэмы, в котором рассказывается о некоторых страницах истории деревни Шуляки и ее жителей.


Немало грамотных голов.
Свою историю взирая,
Писали вязь из цифр и слов
В ревизских сказках края.

 

Южнее Греска, час телегой,
Минуя реденький лесок,
По гати летом, и по снегу
Возили бревна и брусок.

 

Вокруг болота чередою,
Низины, полные водою,
И потому вокруг и братья
Именовали пляц Загатье.

 

Среди природы небогатой,
В глубинах местности глухой
Взрастало поле первой хатой
На берегах земли сухой.

 

Вокруг пошел слушок в народе,
Что рядом будет и корчма,
И в той нетронутой природе
Построят новые дома.

 

Нечеловеческим трудом
Там создавалась жизни чаша,
И каждый сруб, и каждый дом
Был шагом в дебри жизни нашей.

 

Для нас Загатье центр вселенной,
И все, что делалось вокруг,
Мы видим с целью неизменной
Понять твоих истоков круг.

 

Фольварк вырос на отшибе,
Вначале был из двух дворов,
По Мусичам писали лічбы* –
Учет земель, коней, коров.

 

Один являл собой усадьбу.
С него в селе черед имен.
Как призрак, затевавший свадьбу,
Вручал он жизнь во власть времен.

 

В дворе стояли дом и сени,
Пекарня, угол для мешков.
Дом через много поколений
Был образцом для Шуляков.

 

Изба была с тремя окнами.
Печь из зеленых изразцов,
Глиняный пол, подпечь камнями,
Накрыта дранкой из дубцов.

 

Конюшня, хлев. И два колодца,
Вблизи сарай, за ним гумно,
Хибара в сторону болотца,
По длинной стороне окно.

 

Вокруг фольварка сенокосы,
По всем урочищам сараи,
Возили в них травы укосы,
Скоту хранили зелень края.

 

Участок окружен забором –
Пропущен хворост меж жердей,
Ворота крепкие с упором.
К ним и вязали лошадей.

 

Корчма была сама собою,
При ней избенка оседая,
И пивоваренка с трубою,
И банька ветхая, худая.

 

Владел Загатьем Радзивилл
И отдавал фольварк в аренду,
А люд в усадьбе видный жил,
Открыв контрактами легенду.

 

Владельцев разных край манил
В поля, селенья, на дороги,
Принцессы**, новый Радзивилл 
Князь Витгенштейн, княгиня Гогенлоге 

 

В округе, чаще старики,
Загатье звали Шуляки.
И так народное сказанье
Вошло и в говор, и в писанье.

 

До основанья Шуляков,
По датам точной меры,
Шестнадцать сотен, шестьдесят годов
С начала новой эры.

 

В открытом месте, на ветрах,
С природою надрывно споря,
Крестьяне жили в трех дворах,
Вбирая радости и горе.

 

В одном семействе Маглышей,
Без счета деток-малышей,
Павлюк, Микита и Тарас,
Четвертый Маглыш Опанас.

 

Соседом был Грышко Русак,
С несовершеннолетним сыном,
Который был еще босяк,
И назывался он Лаврином.

 

Жил Василевич, бедный очень,
Пастух на Мусичском дворе.
Денис вставал в средине ночи,
Чтоб стадо выгнать на заре.

 

С ним пребывал такой Новицкий,
Хотя и не был он родней,
Учил Дениса он молиться
Перед иконой и стряпней.

 

Без дома брали огороды
Давид Мирончик и Гараска***
Избыток девственной природы,
Всех приглашали – калі ласка.

 

Фольварк наделами маня,
По полволоки**** от крыльца,
Имел крестьянских три коня –
Двух для работ и жеребца.

 

Вот вся крестьянская дружина
На первой сотне лет,
В учете были лишь мужчины.
Упоминаний женщин нет.

 

Снимал усадьбу Шуляковский,
Богуслав был хорунжий польский.
С его размашистой руки
Подрос фольварек Шуляки.

 

При нем была уж сыроварня
С наружной лестницей наверх,
И небольшая пивоварня
Для сельских маленьких утех.

 

К печи пристроили камин,
Уж банька грелася дровами,
И красил двор собой жасмин,
Сменяясь ягод кружевами.

 

Сараи крышей перекрыли,
Объединив под сруб единый,
Внутри печурку смастерили,
Обмазав огнестойкой глиной.

 

Зимою в лютые морозы
Скотину грели по ночам,
Смещая холода угрозы
К своим натруженным плечам.

 

Убрали ворот над колодцем,
Поставив рядом журавля,
Он возвышался у болотца,
Венчая двор, да и поля.

 

Рычаг давнишний Архимеда
Снижал усилия с небес,
Ведро воды шестом к обеду
Тащил собой противовес.

 

Фольварк являл песчинку в поле,
Трудился бедствуя народ,
И от него по чьей-то воле
В казну стекал прямой доход.

 

Но жило мало в нем народа,
Убытки медленно росли,
По описи второго года*****
Бурьяном земли заросли.

 

Богуслав умер в Шуляках,
Оставив много Шуляковских,
На Ляде где-то его прах,
Там хоронили шуляковских******.

Сноски:
*Данные ревизских сказок.
**Принцессы Нейбургские, 1695–1744 гг.
***Гараска Маглыш.
****Волока – 21 га.
*****По описи 1802 года.
****** Жителей Шуляков.