08.01.2018

Читателя всегда интересуют подробности. Поэтому начнём повествование с цепочки знакомств и родственных связей. Эту историю записал Анатолий Викторович Самусевич. Кроме того, что он известен в Слуцке как бывший предприниматель и общественный деятель, Анатолий Викторович любит покопаться в истории и периодически публикует свои материалы под псевдонимом «Алесь Бранавіцкі».

Как-то Анатолий Викторович подвозил Эльвиру Ривину к её маме в соседний г. Любань. Там и познакомился с Надеждой Ивановной Паращенко (Шабаловской). Она рассказала то, что осталось неизгладимым следом в её памяти. И хотя описываемые события происходили не на Случчине, многим этот рассказ наверняка будет интересен. Для более образного восприятия воспоминаний ветерана Анатолий Викторович немного добавил исторических фактов и личных переживаний – недавно он посетил описываемые места и до сих пор находится под впечатлением…


В первый день войны стояла невыносимая жара. В воздухе рабочей белорусской деревни Работка уверенно летали кусачие комары, хаотично кружили «песчинки» и другие мелкие болотные твари.

Вся большая семья Надежды, впрочем, как и другие семьи белорусского Полесья, жила мирной жизнью для того чтобы трудиться, помогать друг другу в беде и радости, вместе мечтать о земном счастье…

Но в этот пронизывающий жарой день в наши деревни и города вторглась грозная военная техника с людьми в военной форме, разговаривающими на непонятном для нас языке…

Немного о семье Надежды Ивановны. Отец Иван Ефимович Паращенко, 1895 г. р., работал тогда на железнодорожной станции Мормаль бригадиром осмотрщиков путей. В хате кроме Нади оставались Василий 1926 г. р., её брат-близнец Виктор 1928 г. р., Алексей 1929 г. р. и мама Марина Ивановна Паращенко (Лисай). Старший брат Павел ушёл на фронт, окончил ускоренные лётные курсы. С войны вернулся в звании старшего лейтенанта. В дальнейшем занимал различные должности в ВВС МО СССР. Ушёл в отставку в звании полковника. Умер в 1991 году, похоронен в г. Бердянск (Украина).

Жителям небольшой деревни Работка несказанно повезло по той причине, что она в виде незаметного островка находилась почти в самом центре Язначского болота. Это непроходимое болото спасало жителей и детей деревушки от неминуемой смерти.

Недалеко, в посёлке Красный Берег, немцы разбили большой армейский госпиталь, в котором лечили лётчиков Вермахта. Именно для переливания крови раненым немцы и полицаи из всех близлежащих деревень ежедневно сгоняли детей в специально обустроенный детский донорский концентрационный лагерь (ДДКЛ).

Всего на территории Белоруссии было капитально обустроено 16 таких лагерей. Недалеко от Работки донорские детские концлагеря располагались в посёлках Красный Берег и Паричи, деревнях Ала и Озаричи.

Специальные команды из фашистов и полицаев занимались отбором и поставкой «детских доноров». При осуществлении своих рейдов они отбирали беспомощных детей в концлагеря смерти прямо из дома и, как правило, на глазах у родных: мамы, сестры, брата, бабушки…

Забор крови поставили на непрерывный поток. Забирали детей в возрасте от 8 до 14 лет, наиболее крепких и физически развитых, т. е. лучших из лучших, в основном – девочек…

Если дети оказывались физически слабыми, то их назначали «полными донорами». После прохождения медосмотра их отводили в баню, а затем, медики-кровопийцы с немецкими крестами отрезали деткам ступни ног и фаланги пальцев. Ребёнка подвязывали к стене, как скотину, таким образом, чтобы кровь стекала в подставленные медицинские тазики полностью, без остатка, до последней капли.

Некоторые детские донорские лагеря были обустроены специальными рабочими комнатами, в которых для забора детской крови были изготовлены железные или деревянные станки, использовались специальные медицинские инструменты.

Обученные предатели из местных полицаев после полного забора крови уносили безжизненные тела маленьких «полных доноров» или в длинные и глубокие рвы, или в специальные места для сжигания их на кострах, оформленных в виде немецко-фашистской свастики, как это, например, практиковалось в ДДКЛ «Красный Берег».

Уже потом, через 62 года, в память о незабываемой правде бесчинств фашистов и полицаев-предателей Заслуженный архитектор Беларуси, лауреат Ленинской премии Леонид Менделевич Левин (25.07.1936–01.03.2014) в посёлке Красный Берег Жлобинского района Гомельской области создаст Мемориал Памяти. Для лежащих в той земле обескровленных детей построит в цветущем яблоневом саду город Солнца, укажет Имена, покажет одну из узниц ДДКЛ, которая никогда не сядет за школьную парту и не напишет письмо…

Это единственный в мире такого рода памятник, напоминающий всем нам об умышленном уничтожении фашистскими завоевателями невинной Детской Жизни. Жизни, которая только начиналась. Жизни с самого детства встретившей настоящий земной ад. Жизни, которая не успела познать этот мир. Жизни, так и не изведавшей, что такое Любовь и Счастье, Мир и Беззаботное Детство. Памятник детям, которых фашисты навеки оставили без Богом данной собственной крови…

Надежда Ивановна, вытирая слёзы и немного помолчав, вдруг вспомнила ноябрь 1943 года. Именно тогда партизаны начали основательно расшевеливать многочисленные логова карателей, наносить им значительный ущерб в живой силе и военной технике.

В начале ноября 1943 года в д. Мормаль, партизаны напали на немецкий гарнизон и освободили более 400 человек, подготовленных к отправке на принудительные работы в Германию. В ответ фашисты подожгли деревню и расстреляли не всех, а почему-то только 78 её жителей.

Памятник, в виде солдата-освободителя установлен напротив сельского клуба деревни. Имя каждого погибшего жителя этой деревни высечено на мраморных плитах. В деревне Папоротное оккупанты в это же время сожгли 238 дворов и расстреляли 60 её жителей, в Новой Корме сожгли 36 дворов и расстреляли 10 человек. Сожгли деревню Короткевичи и убили 331 её жителя.

Летом 1943 года в соседних Нивах немцы сожгли 100 дворов и убили 40 её жителей.

После окончания войны в каждой из перечисленных деревень, как напоминание о прошедшей войне, власти установили обелиски, а местные жители заботливо ухаживают за захоронениями.

Из воспоминаний Надежды Ивановны Паращенко (Шабаловской).

Вспоминая тот холодный ноябрьский день 1943 года мне становиться не по себе, и, как обычно в этом случае бросает то в жар, то в холод…

Вдруг в нашу, со всех сторон окружённую Язначским болотом вёску Работка, которая считалась для оккупантов недоступной, неожиданно вошли полицаи и немцы. Мы уже не сомневались в том, что заберут оккупанты наших детей в донорские лагеря, а всех молодых женщин угонят в Германию на принудительные работы. Всех деревенских мужчин, за исключением детей, немчура согнала в сарай, где их ожидала известная участь – сгореть заживо.

В течении 20–30 минут приехавшие рассортировали жителей Работки, а к каждому дому поднесли охапки соломы. На громкий бабий плач и святые детские слёзы варвары отвечали исключительно животными ухмылками.

По всему было видно, что развязка для нас наступит очень скоро. Дело у них оставалось за малым: захватчики ждали транспорт для перевозки на сборный пункт отобранных сельчан, планировалось подпалить сарай, набитый мужчинами в количестве 18 душ и пустить по деревне «красного петуха».

Васька, мой старший брат, стал внимательно прислушиваться к разговору рядом стоящих с нами немцев и полицаев. Он был единственным во всей деревне человеком, который немного понимал чужой язык и мог сносно на нём разговаривать.

Он неожиданно подошёл к маме и тихо сказал, что их главный начальник уже замёрз и хочет ехать в гарнизон, а транспорт для перевозки деревенских жителей не известно, когда подойдёт, и они ещё не знают, как с нами остальными поступить.

После секундного маминого молчания, которое показалось для меня вечностью, из её пересохших от бездонного горя глаз, на щёки вдруг выкатились две жирные червячные слезы. Она со всей материнской любовью обняла брата, прижала сына к себе и что-то тихо шепнула на ухо.

Мой старший брат на глазах у всех односельчан вдруг неожиданно повзрослел. Васька, тихо, уверенной походкой заправского партизанского командира, подошёл к толстому немцу в коричневой шубе и круглых очках. Все стоящие рядом люди неожиданно умолкли, а в холодном воздухе стала звонко звучать уверенная речь моего любимого брата на чужом немецком языке.

Толстый начальник в тяжёлой шубе и круглых очках, не смотря на свой маленький рост, глядел на паренька свысока. Вдруг, после уверенных слов моего старшего брата речь немца стала мягкой и подобревшей. Толстяк то краснел, то запускал руки в карманы, словно что-то там разыскивал, то шевелил бровями.

В конце беседы очкарик громко изрёк: «Гут. Гут. Зер Гут. Я. Я. Аин Уур. Шнапс. Яйко. Млеко. Шпик», – и ещё какие-то слова не по-нашему.

Гордый Василёк быстро подбежал к нашей маме. Они говорили недолго. После этого мама обратилась к односельчанам. Она сказала, что взамен на жизнь и свободу немцы потребовали выкуп, который мы должны собрать и сложить на сани, и рукой показала на третьи сани спереди.

Через час немцам и полицаям была собрана и уложена дань. Немецкий начальник сдержал своё слово и выпустил из сарая всех мужчин, не стал забирать детей и женщин, а сам со своей командой и нашим собранным добром укатил в свой немецкий гарнизон.

Мама через неделю после чудесного спасения умерла. Вышли её хоронить всей деревней…

Ещё через неделю погиб брат Василь, уже спасая деревню Боровики (сейчас – Светлогорский район Гомельской области). Он там и лежит в братской могиле, стоящей недалеко от здания сельского совета. В середине деревенского обелиска на гранитной плите высечено – Паращенко В.И.

Потом, перед началом военной операции «Багратион», с нашей помощью солдаты регулярной Красной Армии разобрали почти все уцелевшие избы и сараи нашей трудовой Работки. Делали из брёвен гать, чтобы дать возможность советским танкам преодолеть непроходимые болота и неожиданно для врага нанести сокрушающий удар.

Своих разобранных домов и хозяйственных построек мы совсем не жалели. Главное, завоеватели уже тогда поняли, что мы умеем не только их ублажать и ненавидеть одновременно, но ради нашей достойной, счастливой и свободной жизни мы научились жертвовать своим самым последним и дорогим.

Наша Работка с той поры прожила ещё 24 года, и в конце 1967-го все оставшиеся в живых её жители переехали на станцию Мормаль и деревню Папоротное.

Послевоенная тяжёлая жизнь научила людей не бояться чужеземных завоевателей, а остров, со всех сторон окружённый непроходимым Язначским болотом, поменять на солнечные места с яблоневыми садами.

Но всё равно, несмотря на то, что с той поры прошло очень много времени, когда мне доводиться рассказывать про войну, моё сердце никак не может успокоиться, а кровь в моих жилах то холодеет, то закипает…

Справка

Работка – так называлась деревня недалеко от станции и д. Мормаль, сейчас в Жлобинском районе Гомельской области. На современной карте видно, что теперь на месте деревни - сехозугодья.

Язначское болото. Происходит от Язнач – река в Жлобинском районе Гомельской области, правый приток реки Добосна (бассейн Днепра). Длина реки 14 км. Средний наклон водной поверхности 0,9 м/км. Площадь водосбора 105 кв. км. Начинается около деревни Мормаль, впадает в Добосну примерно в 0,7 км по направлению на северо-восток от деревни Нивы. Водосбор в пределах Гомельского Полесья. Река принимает сток из сети мелиоративных каналов.