11.02.2015

В 1999 году ООО ПКФ «Дзіва» выпустило небольшую брошюрку – сборник стихов Олега Буркина «Путь жизненный пройдя до середины…»

Предисловие к изданию написал Виктор Константинович Гордей, тогда – редактор отдела поэзии журнала «Маладрсць», лауреат литературной премии имени Ивана Мележа. Сейчас – редактор отдела газеты «Літаратура і мастацтва».

ВЫСОКИЕ ДЕРЕВЬЯ ПОД ГРОЗОЙ

Сначала было слово – слово нерифмованное, прозаичное, точнее, «афганская» повесть молодого писателя Олега Буркина «В поход на чужую страну собирался король…» Это вовсе не сказка – суровая быль, самая жестокая правда о трагедии целого поколения людей, родившихся в шестидесятых, живое свидетельство ещё одного непосредственного участника «королевского похода, мучительное воспоминание о безумстве падших, по не тех, кто сложил юные головы в горах Афганистана, а тех кремлёвских старцев, которые и затеяли ненужную, бессмысленную бойню. Имея стройный законченный сюжет, глубоко психологическая, иногда даже немного сентиментальная, повесть увлекает, захватывает с первых страниц, и в конце, после её прочтения, возникает ощущение: это же проза поэта, причём поэта-лирика, умеющего глубоко проникать в тайны человеческой души.

Действительно, Олег Буркин – талантливый поэт и, как свидетельствует книга его стихотворений «Путь жизненный пройдя до середины…», – поэт чувственный, проницательный, со своим свежим взглядом на окружающий мир, где, кроме зла, кощунства, лицемерия, есть ещё место чисто библейскому состраданию, человеческой доброте, настоящей, светлой любви. Лирический герой книги – мечтатель, романтик, но уже в семнадцать лет, получив школьный аттестат и от избытка счастья проехав на трамвае «зайцем», он впервые понял: «И на талон недавних грёз найдётся где-нибудь компостер». Парню, вступающему в зрелость, «поверить по-прежнему трудно», что «последнее кончилось лето, а детство встало и сошло на следующей остановке». Рядом с ним, неисправимым романтиком, остались суета сует, «многоголосье улиц встречных», облака, зеркальная речка, высокие деревья со своими, едва не человеческими, желаниями:

Мечтают сосны к небу прикоснуться
хоть веточкой, хоть тоненькой иглой.
И грезят всякий раз
                                    ночной порой,
что рядышком со звёздами проснутся.

Предчувствия юности не обманут, но это уже не мечта, а предначертание злой судьбы, страшный зигзаг рока. Тот самый лирический герой оригинальной поэзии Олега Буркина много дней и ночей будет прикасаться к облакам и просыпаться в прямом смысле рядом со звёздами. Там, где он вдруг очутился, «горы держат синеву, вершины подпирают небо. Понятно: это горы и ущелья Афгана, где не скоро «за славой кончится поход». Теме непонятной войны поэт посвятил целый цикл волнующих стихотворений «Когда на смерть идут – поют». Справедлив ли крутой поворот судьбы? На смерть идут юные мечтатели и романтики, кем-то обманутые, идут с надеждой в победу и верят в своё правое дело, хотя многие из них обречены стать «цинковыми мальчиками». Здесь даже вертолёт МИ-6, летающий над ущельями «с бесценным грузом сухпайков», может разговаривать человеческим голосом:

А что поделать, раз у МИ-шестого
могучие такие телеса?
Придумают же прозвище – корова! –
когда летаешь ты, как стрекоза.

Небось, на небо только и смотрели
и ждали не кого-нибудь – меня
бойцы, в кишащем «духами» ущелье,
не евшие три ночи и три дня.

Умному железу, разумеется, не нравится эта кровавая бойня в неприступных горах. Спасая мужественных солдат, МИ-6 однажды и, сам попал в прицел, вражеские «пулемёты сказали своё слово», и уже «камнем падая с небес», он заговорил, что кто-то дал ему «нелепейшее прозвище – корова». Здесь, конечно же, художественный образ, свежая метафора, которая только подчёркивает героизм бойцов в кишащих «духами» афганских теснинах. Можно смело утверждать: «Последнее откровение вертолёта» – одно из лучших стихотворений Олега Буркина. Однако и многие другие его произведения волнуют, заставляют думать переживать за романтика и мечтателя, прикоснувшегося к звёздам, хотя они и кровавого цвета. К счастью, там, в чужих небесах, будет ещё одна дорога – дорога домой: над «сопредельною державой, над узкой лентой границы, над «речкою Амударьей». Самолёт ещё высоко, далеко, а солдатам чудится мгновенье, «когда сирена заревёт, а мы не рёв услышим – пенье», и навстречу героям, уже летит в образе «ревущей сипло неотложки» родная земля:

Нас только Родина творит.
Она и перетянет раны,
Зиявшие два года рвано,
Тугим бинтом Амударьи.

Все же точно подметил поэт: за славой кончился поход. Что ждёт солдат, возвращающихся домой? Никто не знает. Но, словно вскрик измученной души, лирический герой книги выдыхает слова: «Не умереть бы по пути, а жить, братишка, будет можно!» И вот уже забыты тревоги, печаль, боль свежих ран – жизнь полна оптимизма, уверенности, светлых надежд. Прошло время, плохо или трудно, жить действительно можно, особенно тогда, когда бывшим солдатам грезятся «отшумевшие песни нашего полка», да над рощей где-то вблизи слышатся перекаты мирного грома. Снова вспоминаются высокие деревья. Однако теперь они уже не мечтают «прикоснуться к небу» – просто ждут с грозою встречи: «словно треснул небосвод, и хлынула вода из алых трещин». Лирический герой книги «Путь жизненный пройдя до середины…» остался верен себе: он по-прежнему романтик и мечтатель, его больше и больше волнует «все то, что недавно прошло, но все же историей стало». Поэт Олег Буркин своей страстной лирикой призывает не забывать «бесславных и славных дней» нашей горькой истории. В самом деле:

И если о них забудем,
как сами останемся в ней?

Откройте эту талантливую поэтическую книгу. В ней громыхают военные и мирные грозы, и к звёздному небу тянутся высокие деревья.

***

Сегодня, в преддверии Дня памяти воинов-интернационалистов, который традиционно проводится 15 февраля мы представляем стихи О. Буркина из серии «Когда на смерть идут – поют».

15 февраля 1989 года советские войска покидали Афганистан. Тысячи советских мальчиков остались на полях сражений, тысячи вернулись искалеченными. Они с честью выполнили задание Правительства страны, которой через 2 года не стало…

Война в Афганистане принесла огромные человеческие потери, каких Союз не видел со времён Великой Отечественной войны. Через эту войну прошли 550 тысяч советских солдат и офицеров. 72 человека из них получили звание Герой Советского Союза. Свыше 15 тысяч советских солдат погибли на чужой земле, 6 тысяч скончались впоследствии от ран и болезней, 311 человек пропали без вести.

Эта война длилась 9 лет 1 месяц и 18 дней, она сломала жизнь тысячам парней, их матерям, жёнам, невестам…

ПОСЛЕДНЕЕ ОТКРОВЕНИЕ ВЕРТОЛЁТА

А что поделать, раз у Ми-шестого
могучие такие телеса?
Придумают же прозвище – корова! –
когда летаешь ты, как стрекоза.

Небось, на небо только и смотрели
и ждали не кого-нибудь – меня
бойцы в кишащем «духами» ущелье,
не евшие три ночи и три дня.

Я полетел спасать кого-то снова
с моим бесценным грузом сухпайков…
Придумают же прозвище – корова! –
когда ты кормишь разом сотни ртов.

…Я к ребятишкам, как всегда, спешил,
шёл низко – груз тяжёлый нёс с собою.
Под пулемётов вражеских ножи,
не дотянув чуть-чуть, попал я в бойню.

В прицел меня поймали под обрез,
сказали пулемёты своё слово…
Нелепейшее прозвище – корова! –
когда ты камнем падаешь с небес…

***

Увижу, будто наяву,
все это снова,
где бы не был:
как горы держат синеву,
вершины подпирают небо.
Без гор оно сорвётся вниз,
в ущельях скроется,
утонет.
Но синевы небесной жизнь
в надёжных каменных ладонях.
…Увижу снова этот бой,
как наяву я,
где бы не был:
все те же камни под собой
и над собой
все то же небо.
Привал, гремевший котелком
в руках усталого комбата,
чей нрав был круче,
чем подъем,
слова – весомей камнепада.
Потом закат.
Короткий сон.
Рассвет, подаренный на память.
Приказ –
шагнуть за горизонт.
И зацепиться.
Хоть зубами.

***

Перекаты грома стихли за рекой.
Тишиной укрылись на ночь плёсы.
застегнули небо наглухо собой
до рассвета пуговицы-звезды.

Охраняя землю памятью людской,
белые, как будто поседели,
молча обелиски в тишине ночной
вновь надели серые шинели.

Словно часовые, что хранят восход,
гордо встретят небо голубое.
Новый день на смену снова к ним придёт
с разводящим – полковой трубою.

ЗАМЕНА

Замена! Полетим домой.
И штурман, наконец, решится
над речкою Амударьёй
нам просигналить: есть граница!

Отрежет громко навсегда
гудок сирены берег правый,
и сопредельная держава,
вздохнув, нас левому отдаст.

За славой кончится поход…
Дожить бы до того мгновенья,
когда сирена заревёт,
а мы не рёв услышим – пенье!

Не умереть бы по пути,
а жить, братишки, будет можно!
…Ревущей сипло неотложкой
навстречу Родина летит.

***

Под строгим музейным стеклом
хранят молчаливо залы
все то, что недавно прошло,
но все же историей стало.
Бесславных и славных дней,
бесславных и славных судеб…
И если о них забудем,
как сами останемся в ней?

ОТШУМЕЛИ ПЕСНИ НАШЕГО ПОЛКА

Идёт замерзшая пехота
по мостовой, по мостовой.
И, вроде, песню тянет кто-то,
а, вроде, нету никакой.

И кто-то улыбался, вроде,
а кто-то морщился в строю.
И сплёвывал сквозь зубы ротный,
на роту глядя на свою.

Команду «Запевай!» фальцетом
подал
и рот свой криком рвал:
он, вроде, и мечтал об этом,
а, вроде, о другом мечтал.

И звезды на погонах стыли,
давно не приводя в восторг –
их, вроде, небеса дарили,
а, вроде, продал Военторг.

Сжать губы на таком морозе
намного было б веселей –
Что глотки стынут,
помнил, вроде,
да, вроде, позабыл старлей.

Плевал сквозь зубы недовольно
и, кроя матом запевал,
он знал о том, что глоткам больно,
да знать об этом не желал.

…И выдаёт, раз хочет кто-то,
как свой плевок – слышны едва –
насквозь промерзшая пехота
насквозь промерзшие слова.

Она приказа не обсудит,
но и не покривит душой:
пусть ротный знает – песня будет!
Хотя не будет.
Никакой.

***

Лейтеианту Н. – строевому офицеру от штабного

А знаешь, мне взгрустнулось тоже
в вагоне этом пыльном,
где чем-то мы с тобой похожи
и непохожи были.

Со мной делился, между прочим,
ты настроеньем скверным
и говорил мне не о прошлом –
о будущем, наверно.

Взгляд подарив прямолинейный,
ты сплёвывал картинно:
так в сапогах и портупеях
глядят на все ботинки.

Погорячился и внушил
мне ужас к кабинетам,
где уготован мёртвый штиль
стихам и эполетам.

…Нам на местах не досидеть
и не забыть их начисто
и, видно, вместе не допеть
дорог необозначенных.

В вагоне поезда уже
не встретиться, как видно, нам,
но если честно, то в душе
тебе я, брат, завидую.

Ты знаешь точно наперёд,
что вновь Земле вертеться,
когда с тобой рассвет встаёт
и ждёт восхода сердца!

Никто не знает красоты
команд обыкновенных,
зато подать команду ты
умеешь вдохновенно.

Сильнее голоса мечты
пропеть дано не всем нам,
но связки рвать до хрипоты
твоя,
твоя поэма.

***

А где-то там горит окно,
к себе зовёт с такою силой…
Мы в ночь заехали давно.
Эх, крылья б старенькому ЗИЛу!

Ни зги не видно впереди.
Дорога без конца и края…
Бесценным грузом прижимаю
фуражку бережно к груди.

И верю – через час-другой
назло безмолвию ночному
усталый, пыльный, но родной,
я неизбежно буду дома.

…По-полевому так просты,
вдруг вынырнув из-под фуражки,
в моих руках, уже вчерашние,
заулыбаются цветы.

КРЕСТ НАД КУШКОЙ

В 1913 году к 300-летию царского дома Романовых на западной, восточной, северной и южной границах России были возведены четыре огромных каменных креста

В те забытые Богом,
                                     но не государством
                                                                   пески
посылали опальных «летёх»,
                                                  иногда – генералов.
Самой южной в империи точки
                                                  на всех не хватало:

невелик гарнизон был.
                                      И радости – невелики.
Привозил Военторг в месяц раз
                                                         пива
                                                              ящиков сто
в магазин гарнизонный
                                        И очередища стояла!
Пиво – праздник в жару.
                                    И, конечно, на всех не хватало.
И без пива шёл кто-то домой,
                                                     осенённый Крестом.
…К трёхсотлетию царского дома его возвели.
И народа служивого Крест этот видел немало.
На высокой горе,
                           на границе небес и земли,
Крест над Кушкой стоял.
                                            И на всех его
                                                                в Кушке
                                                                          хватало.


 

Подготовил
Владимир ХВОРОВ