28.08.2017

В этом году исполняется 80 лет с момента начала массовых политических репрессий в СССР. 1930–1950-е годы по сей день стойко ассоциируются с расцветом сталинского ГУЛАГа, расстрелами, высылкой сотен тысяч ни в чём не повинных людей в лагеря и на поселения. О страшном времени Большого террора сегодня известно всё или почти все. О его жестоких нравах мы давно говорим в полный голос, понимая, что память – самая действенная прививка от повторения того кошмара. Сегодня мы вспомним о тех, кто стал самой невинной жертвой репрессий – жёнах расстрелянных «врагов народа». Их главное «преступление» заключалось в том, что они были всего лишь жёнами… Точнее, вдовами, которым была уготована мучительная пытка голодом, холодом, потерей детей, полной изоляцией и каторжным трудом в казахских степях. Самое ужасное, что все это не имело ни малейшего отношения к политике и хоть какой-то логике: это была паранойя, помноженная на деспотизм и восточную жестокость кремлёвского вождя.

Для понимания того, что происходило тогда в СССР и конкретно в Белоруссии, вчитаемся в оперативный приказ наркома Ежова № 00486 «Об операции по репрессированию жён и детей изменников Родины» от 15 августа 1937 года.

Нарком требовал немедленно арестовывать жён и бывших жён осуждённых за шпионаж, «изменников Родины» и членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций. На каждую семью «изменника» составлялась подробная карточка с поимённым списком родственников-иждивенцев (жён, детей, престарелых родителей и других). Отдельно писались характеристики на детей старше 15 лет – они признавались «социально опасными и способными к антисоветским действиям».

Жён предписывалось арестовать всех, за исключением беременных, преклонного возраста, «тяжело и заразно больных» и тех, кто сам донёс на своего мужа, – им выдавалась подписка о невыезде. Мероприятия в отношении «родителей и других родственников» определяли начальники республиканских, краевых или областных органов НКВД.

«Одновременно с арестом производится тщательный обыск. При обыске изымаются: оружие, патроны, взрывчатые и химические вещества, военное снаряжение, множительные приборы (копирографы, стеклографы, пишущие машинки и т. п.), контрреволюционная литература, переписка, иностранная валюта, драгоценные металлы в слитках, монетах и изделиях, личные и денежные документы, – говорится в совсекретном приказе № 00486. – Все имущество, лично принадлежащее арестованным (за исключением необходимого белья, верхнего и нижнего платья, обуви и постельных принадлежностей, которые арестованные берут с собой), конфискуется. Квартиры арестованных опечатываются». После ареста и обыска арестованных жён надлежало отконвоировать в тюрьму.

И последнее – наказание: «Жены осуждённых изменников Родины подлежат заключению в лагеря на сроки в зависимости от степени социальной опасности, не менее как 5–8 лет», – предписывал приказ. Операция по репрессированию женщин ЧСИР (членов семей изменников Родины) должна была завершиться не позднее 25 октября 1937 года.

Историки по-разному объясняют сталинскую логику репрессий в отношении жён «изменников Родины». С точки зрения вождя народов, женщины, репрессируемые приказом № 00486, были не просто жёнами «врагов народа». Это были жены «главных врагов» – «правотроцкистских заговорщиков». Говоря простым языком, это были жены элиты: партийных и советских деятелей, руководителей промышленности, видных военных, общественных и культурных деятелей. Той самой элиты, которая сложилась в первые два десятилетия советской власти и которую Сталин (не всю, конечно, но значительную её часть) к середине 1930-х годов рассматривал или как балласт, или как постоянный источник заговоров против этой самой власти и против него лично. Его собственный опыт наблюдения над семейным бытом революционеров-подпольщиков начала века подсказывал: жены его бывших соратников и сторонников, как старых, так и более молодых, чьи пути разошлись с его собственным, должны быть на стороне своих мужей. По сталинской логике, это вовсе не значило, что они прямо помогали им в их «контрреволюционной деятельности». Но знали о ней, не могли не знать. И это знание, а может быть, даже и сочувствие, делало в его глазах женщин соучастницами их мужей. Такого рода представления, судя по всему, и легли в основу смертельного удара по жёнам.

…Биографию и личное дело известного белорусского писателя и общественного деятеля Платона Головача по меркам того времени можно назвать идеальными, образцово-показательными. Родился в бедной крестьянской семье, рано осиротел. Организатор комсомольского движения в волости, в 1920 году он создал в родной деревне Побоковичи Бобруйского уезда комсомольскую ячейку. Боролся с безграмотностью крестьян, с единомышленниками открыл избу-читальню. Способности активного комсомольца заметили и начали двигать – карьера стремительно идёт в гору: в 1922–1923 годах он учится в Минской партшколе, в 1926-м оканчивает Коммунистический университет.

В 1922–1923 годах Платон Головач уже активно печатается и работает сначала инструктором, а потом начальником орготдела Борисовского уездного комитета комсомола. С 1923 по 1928 год возглавляет литературную организацию «Молодняк», после её реорганизации становится членом новой структуры – Белорусской ассоциации пролетарских писателей. В 1927–1930-м Головач – член ЦК КПБ, с 1928-го – первый секретарь ЦК комсомола Белоруссии, в 1927–1935-м – член ЦИК БССР, с 1929 по 1930-й – заместитель наркома просвещения республики.

В 1934-м Платон Головач становится членом Союза писателей СССР – и все это в 31 год! Именно ему доверили быть главным редактором газеты «Чырвоная змена», литературных журналов «Маладняк» и «Полымя». Его романы, сборники повестей и очерки переводились на русский, украинский, польский, чешский, идиш и другие языки. Все кончилось в один миг – 11 августа 1937 года, когда он (как и большинство бывших «молодняковцев») был арестован в своей минской квартире по подозрению в организации террористической группировки и проведении немецко-фашистской деятельности. Осуждён выездной военной коллегией Верховного суда СССР и приговорён к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор приведён в исполнение 29 октября 1937 года в Минске. Платона Головача реабилитируют 20 лет спустя, 25 июля 1956 года.

А через пару недель после расстрела, согласно приказу № 00486, арестовали вдову Нину Вечер-Головач, составили протокол, отослали его в Москву и получили ответ. Первым же этапом её доставили в Оршу, в пересыльную тюрьму. Оттуда – в карагандинский лагерь, в А.Л.Ж.И.Р. Впереди её ждали восемь лет заключения.

В Центральном архиве КГБ нам предоставили возможность ознакомиться с этим делом. Комитет ведёт открытую линию в отношении репрессий 1930–1950-х годов, рассекречивая архивы, которые ещё вчера казались недосягаемыми.

…Передо мной лежит старая жёлтая папка с чёрной надписью в титуле: «НКВД Белорусской ССР». Внизу – надпись: «Дело № 32092 по обвинению Вечер-Головач Нины Фёдоровны». Документы, которые аккуратно сложены в этой папке 1937 года, выглядят так, будто написаны вчера: видны каждая буква, каждая цифра и подпись. Оттого все события, которые открываются читающему, вызывают столь сильные ощущения.

Вот справка с печатью военного прокурора, в которой указано, что Нина Вечер-Головач имеет двоих детей и проживает в Минске по адресу: ул. Московская, д. 8/1. Ещё здесь написано, что она жена расстрелянного врага народа Головача Платона Романовича и подлежит аресту. Вот и ордер, предписывающий арестовать её и провести обыск.

Дом номер 8 на улице Московской сохранился по сей день: легко представить, как вечером 4 ноября 1937 года у одного из его подъездов остановилась машина…

Из протокола обыска узнаем: у Нины Вечер-Головач изъяты паспорт, профсоюзный билет, различные удостоверения и переписка. В анкете арестованного Нина Фёдоровна сообщает свои личные данные: родилась в деревне Мащицы Слуцкого района в 1905 году, из крестьян, беспартийная, образование среднее техническое, гидротехник, в числе близких родственников указывает сестёр Вечер Тамару Фёдоровну, Вечер Ксению Фёдоровну, свёкра Головача Романа Кондратовича (80 лет, инвалид), дочь Галину 6 лет и сына Роллана 1 года 5 месяцев. Три квитанции свидетельствуют: у арестованной конфискованы 37 рублей 34 копейки, облигации и карманные часы.

В постановлении об избрании меры пресечения, которое датировано 12 ноября, как доказанный факт приводится следующее: «Вечер Нина Фёдоровна достаточно изобличена в том, что, являясь женой разоблачённого врага народа Головача Платона Романовича, знала о контрреволюционной деятельности мужа». А посему будет содержаться под стражей в минской тюрьме НКВД.

Из протокола допроса:

Вопрос: Кто из ваших родственников репрессирован?

Ответ: 11 августа 1937 года органами НКВД арестован мой муж Головач Платон Романович.

Вопрос: Вам известно, за что арестован ваш муж?

Ответ: Не знаю.

Вопрос: Расскажите, что вам известно о контрреволюционной террористической деятельности мужа?

Ответ: О контрреволюционной террористической деятельности мужа Головача Платона я ничего не знала.

Вопрос: Вы говорите ложь. Следствию известно, что вы знали о контрреволюционной работе Головача.

Ответ: Я ничего не знала.

Вопрос: Вам предъявлено обвинение по ст. 24–68, 24–70 и 76 УК БССР. Признаете ли вы себя виновной?

Ответ: Нет, не признаю.

На этом следствие было закончено.

В обвинительном заключении по делу № 32092 Нины Вечер-Головач сказано: «ОБВИНЯЕТСЯ в том, что, будучи женой расстрелянного врага народа, являлась соучастницей в его контрреволюционных преступлениях».

И наконец, два последних документа, которые провели жирную черту между прежней и будущей жизнью жены Платона Головача. В выписке из протокола Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР от 28 ноября 1937 года узким машинописным шрифтом отпечатано: «ВЕЧЕР Нину Фёдоровну как члена семьи изменника Родины заключить в исправтрудлагерь сроком на ВОСЕМЬ лет, считать срок с 5 ноября 1937 года». В справке из восьмого отдела ГУГБ коротко сказано: «осуждённую надлежит отправить с первым же отходящим этапом в гор. Акмолинск, в распоряжение спецотделения КАРЛАГА НКВД. Дату отправления подтвердите к 13 января 1938 года».

Пока Нина Вечер следует в переполненном товарном вагоне в строгорежимный степной лагерь, мы с вами вспомним значение некоторых аббревиатур. Что такое Карлаг? Карагандинский исправительно-трудовой лагерь, один из крупнейших филиалов в системе ГУЛАГ НКВД. Его снабжали две железнодорожные линии, его протяжённость составляла 300 на 200 км, в разные годы здесь отбывали наказание от 38 до 65 тысяч заключённых. Карлаг ликвидируют только в 1959-м, после развенчания культа Сталина, но страшная молва и призраки тысяч невинных жертв той поры переживут его на десятилетия…

После выхода приказа № 00486 стало очевидно: нужно создавать отдельный лагерь для репрессированных вдов врагов народа. Так, 15 августа 1937 года юго-западнее Акмолинска (ныне – Астана) появился А.Л.Ж.И.Р. – Акмолинский лагерь жён изменников Родины. Официально его называли 17-м женским лагерным отделением Карлага. Неофициально – «точкой 26», поскольку он располагался в 26-м посёлке трудопоселений. Сегодня можно с уверенностью говорить: А.Л.Ж.И.Р. был крупнейшим советским женским лагерем, одним из трёх «островов архипелага» ГУЛАГ. И именно сюда начиная с конца 1937-го со всего Советского Союза везли жён репрессированных государственных и общественных деятелей. Только в 1938-м вместе с Ниной Вечер здесь оказались 4.500 женщин-заключённых из числа ЧСИР (члены семей изменников Родины). Всего же за 16 лет через А.Л.Ж.И.Р. прошло более 16000 узниц. В их числе были сестра расстрелянного маршала Михаила Тухачевского, мать Майи Плисецкой, жены Михаила Калинина, Бориса Пильняка, Николая Бухарина, мать Юрия Трифонова и многие-многие другие.

Вот что вспоминала в своих мемуарах одна из заключённых Галина Степанова-Ключникова: «Под нами, на нижних нарах, спала Рахиль Михайловна Плисецкая. Три раза в день она бегала в детский барак кормить грудью сына… В углу барака тихонько шептались между собой жены белорусских поэтов – Вечер, Астапенко, Таубина. Напротив что-то вязала самодельным крючком Лидия Густавовна Багрицкая, жена поэта Багрицкого. После его смерти она вторично вышла замуж, но все равно получила восемь лет лагерей. По соседству лежала Оля Чукунская, жена военно-морского атташе СССР в Англии и Италии».

Тех, кто прибыл в лагерь зимой 1938 года, ждала жуткая картина. Шесть бараков из саманных кирпичей посреди степи, три ряда колючей проволоки по периметру и вышки часовых. Их выводили из вагонов-теплушек, как опасных зэков-рецидивистов, под дулами ружей, под оглушительный лай овчарок. По документам содержащиеся в Акмолинском спецотделении женщины проходили как особо опасные преступники, поэтому условия были суровыми. Спали на нарах в несколько ярусов. Дважды в сутки – поимённая перекличка, каждый день они шли на заледеневшее озеро, располагавшееся на территории, заготавливать камыш. Им топили самодельные печки в настывших бараках, его же летом использовали как материал для строительства. Скудная еда (пайка чёрного хлеба, черпак баланды и чашка каши-размазни) и пронзительный холод приводили к голодным обморокам и частым обморожениям конечностей. Узницам запрещалось читать и вести записи, о свиданиях и посылках с воли речи вообще не шло.

Несмотря на все это, узницы А.Л.Ж.И.Р. работали добросовестно, перевыполняя доведённый план и не давая ни малейшего повода для взысканий. Нет, они не помышляли о побеге. Они шили ночами партии военной формы для фронта и мечтали только об одном: выйти на волю и быть полезными своей стране в это тяжёлое время.

В деле № 32092 мы находим 3 рукописных письма Нины Фёдоровны, адресованных в Москву, лично наркому Л.П. Берия. Первое датировано 1939 годом, второе – 1942-м, третье – 1943 годом. Она пишет, что ничего не знала о «подрывной» деятельности своего мужа Платона Головача, и просит о пересмотре дела, чтобы иметь возможность самой воспитывать своих малолетних детей:

«Находясь здесь, в трудлагере, с первого дня я работаю честно, отдаю все силы и знания, за что неоднократно получала благодарности с занесением в личное дело, а также премирования. Прошу Вас пересмотреть моё дело и снять с меня позорное пятно, которое я абсолютно не заслужила. Дать мне свободу, чтобы с удесятерённой энергией работать на разгром фашистского зверя и благо моей дорогой любимой Родины».

Колючая проволока в три ряда и вышки часовых – новые реалии для осуждённых женщин казались каким-то кошмаром.

Во всех трёх случаях ей было отказано, и до конца 1945 года в её судьбе, как и в судьбе тысяч вдов «врагов народа», ничего не изменилось. Хотя восьмилетний срок их заключения к тому времени формально был полностью исчерпан.

В начале 1946-го началось освобождение, но узниц А.Л.Ж.И.Р. освобождать никто не спешил. И вот почему: швейной фабрике в лагере надо было выполнить свой пятилетний план. А сокращение зэков в нем не предусматривалось. В зоне освобождённым жёнам жить было нельзя, рядом с лагерем жилых посёлков не было. Вокруг лишь голая степь. Администрация лагеря нашла довольно оригинальный выход: она перенесла колючую проволоку и вышки с охранниками вглубь, так часть бараков оказалась вне зоны. В них и поселили освобождённых женщин. Теперь они были вроде свободные, а на работу на фабрику в зоне ходили уже как вольнонаёмные.

Очевидно, что в одном из таких «условно освобождённых» бараков ещё несколько лет после войны жила и Нина Вечер-Головач. Акмолинское лагерное отделение официально просуществовало до июня 1953 года и было ликвидировано приказом Минюста СССР. На месте бывшего лагеря образовался совхоз «Акмолинский», позже здесь вырос посёлок. Но что же стало с Ниной Фёдоровной?

В марте 1953 года умирает Сталин, и в судьбе всех безвинно репрессированных наступает коренной перелом – реабилитация. Уже в следующем письме от 2 июня 1956-го на имя военного прокурора Белорусского военного округа Нина Вечер пишет: «В связи с тем, что в настоящее время проверкой установлено о совершенной невиновности моего мужа, который всю свою жизнь посвятил делу Партии и был настоящим коммунистом и патриотом, прошу Вашего вмешательства и в моё дело с тем, чтобы его пересмотреть и меня полностью реабилитировать. Вопрос о реабилитации моего мужа Вами рассмотрен в мае месяце текущего года».

Вот и все. Кольцо истории замкнулось, и справедливость все-таки восторжествовала… почти 20 лет спустя. Дочери Галине к этому времени было уже 25 лет, сыну Роллану – 20,5, самой вдове Платона Головача – 51. Жизнь этой женщины приобрела новую точку отсчёта, по сути, начавшись с чистого листа. Там, в Акмолинске, она всеми силами старалась оставить тягучие, как степные дни, и ломкие, как сухой камыш, воспоминания.

…До последнего времени посёлок, в котором в 1930–1950-е годы располагался А.Л.Ж.И.Р., назывался Малиновка. В 2007-м его переименовали в Акмол. В том же году по инициативе президента Казахстана Нурсултана Назарбаева здесь открыт музейно-мемориальный комплекс, посвящённый памяти прошедших через А.Л.Ж.И.Р. женщин, жертв политических репрессий и тоталитаризма. Музей в форме кургана, Арка скорби, вагон-теплушка, вышка с часовым и воссозданный саманный барак – экспозиция пробирает до слез каждого, кто приезжает сюда. На чёрных гранитных плитах Аллеи памяти выбиты фамилии более 7000 узниц лагеря. Если вы окажетесь здесь, непременно разыщите надпись ВЕЧЕР Н.Ф. и склоните голову в знак уважения и скорби. Эта память, выбитая потомками на гранитных плитах, заклинает нас через десятилетия: «Никогда больше!»

P.S. В этом очерке я обошел страшную деталь — судьбы детей узников детского лагеря. Это чудовищная летопись произвола, когда у матерей отбирали младенцев, помещали их в спецдетдома, заставляли страдать от неизвестности. Многие женщины так больше и не встретили своих детей... Я продолжу тему.


 

Василий МАТВЕЕВ
matveev@sb.by
Газета «Рэспублiка»
Фото автора, а также из интернет-источников.
Публикуется с сокращениями.