28.04.2014

Три года и три дня Слуцк находился под фашистской оккупацией. Знаем мы об этом периоде крайне мало. Думаем, что воспоминания Александра Яковлевича Лысого, жителя Слуцка, очевидца многих событий тех лет, помогут восполнить названный пробел в истории. Тем более, что рассказанное им во многом подтверждает и дополняет то, о чём в прошлые годы печаталось в разных изданиях…

Жителем Слуцка я стал в 1938 году. Отец работал в райисполкоме сторожем, а жили мы до этого в Большой Сливе, точнее рядом с ней, на хуторе. Когда хутора стали стягивать в деревни, отец решил продать дом и присмотрел в городе другой. Хозяин задаток взял, но потом отказался от продажи. Пришлось самим ставить сруб по улице Пролетарской, теперь Ленина. Тогда это была окраина города, ныне – район универсама на Чехова. Наш дом стоял крайним: дальше было поле, а за ним – поворот дороги на Минск, так называемые «Штаны» и военные городки.

В первые дни войны
Первая бомба упала на город в воскресенье, 22 июня, ночью в районе улицы Базарной. Я бегал туда утром посмотреть. Дело в том, что наш сруб из Большой Сливы купил еврей Ривин и поставил его на Базарной. Бомба попала в соседнее строение, убив молодого парня: он поздно вернулся с гулянки и включил свет, а Ривина осколком ранило в бок.

До захвата Слуцка немцами город представлял собой людской муравейник. Толпы гражданских, военных. Все суетятся. Помню, к исполкому, Дому Советов, подвозили документы в сейфах, на следующий день опять их загружали в машины и увозили.

27 июня я был дома, сидел и смотрел в окно. Слышно было, что где-то в центре разгорелся бой. Мимо нас проскочило в ту сторону пару полуторок с пулемётами на крыльях и на крыше кабины. Вскоре и наш дом оказался в зоне обстрела. Отряд красноармейцев окопался прямо на «Штанах».

Когда немцы вышли на прямую видимость, началась пальба. Один снаряд попал в яблоню на нашем огороде. Стёкла в окнах посыпались, а раму окна, что у входа, изрешетило осколками. Один из них насквозь «прошил» графин, что стоял на столе.

Встретив сопротивление, немцы подтянули танки. Бой оказался недолгим. Мне хорошо было видно из окна, как оставшиеся в живых красноармейцы выходили из окопов, подняв руки. На этих позициях немцы сразу же расположили свои танки.

И вдруг появились наши самолёты. Среди немцев-танкистов началась паника. Они выскакивали из машин и бежали в поле ржи, что было в районе Ямполя. Но у лётчиков, скорее всего, не было бомб. Обстреляли они вражеские позиции из пулемётов и ушли на восток. В этот момент я во дворе впервые близко увидел немецкого солдата. Он пристально посмотрел на меня и пошёл дальше. Чуть позже машин и танков рядом с домом собралось множество. Всё из-за раненого в плечо немецкого генерала с пистолетом в руке. Он сидел в открытой легковой машине и ругался. Скорее всего, генерала подстрелил наш снайпер. Оккупанты бурно выясняли, где находится позиция стрелявшего.

В последующие дни я ходил из любопытства в центр города. Одна из полуторок, которая 27 июня проехала мимо моего дома, стояла сгоревшая в районе улицы 14 Партизан, рядом лежали убитые наши солдаты. На площади со стороны сквера стояла наша пушка, та самая, из которой двое красноармейцев подбили, как потом выяснилось, три немецких бронетранспортёра. Убитых рядом я не видел. Чуть поодаль лежал мёртвый боец, как мне показалась, кавказской национальности. Больше всего сгоревших домов было на улице Пролетарской – от центра города до улицы 14 Партизан.

Бегал я и на «Штаны». Там, в поле ржи, где немцы прятались от самолётов, нашёл карманные часы, несколько перочинных ножиков и всякую мелочь.

Веянья «нового порядка»
Я был в том возрасте (15 лет), когда со своими друзьями лез туда, куда надо и не надо. Многие обстоятельства, которые взрослые расценивали как серьёзную опасность, для нас, подростков, казались мелочами. Мы часто бегали в кинотеатр, который был на улице Садовой, он там располагался и до войны. Показывали обычно немецкую фронтовую кинохронику с победными реляциями. Перед сеансом в фойе выступал оркестр. Музыканты – евреи из гетто.

Осенью 1941 года, когда произошёл еврейский погром, я как раз был в кинотеатре. Оркестр находился на своём месте. В здание ворвались каратели и стали выяснять, кто из игравших еврей. Большую часть из них увели, как оказалось, на расстрел в Гореваху.

На базаре часто проводились облавы с целью отправки молодёжи на работу в Германию. Но оккупанты действовали и более изощрённо. Через друзей я как-то прослышал, что немцы набирают подростков, якобы в школу лётчиков. Пошёл посмотреть на построение добровольцев рядом с управой (Домом Советов), там среди собравшихся были в основном дети полицейских. Видел я одного из них уже через много лет после войны. Тот рассказал, что «школа» лётчиков вылилась в работы по подвешиванию бомб на аэродроме, а после освобождения от фашистов – в 15 лет ГУЛАГа.

«Хозяева» города
В городе жили немцы не фронтовые, тыловые. Себя хозяевами они в Слуцке не чувствовали, впрочем, как и полицейские. Боялись сильно, особенно по ночам. Очень часто ходили разговоры, что там-то и там-то произошла диверсия, а кого-то из оккупантов убили. Впрочем, они пытались наладить в Слуцке что-то наподобие мирной жизни. Открывались разнообразные мастерские, магазины. Один из них располагался на улице Копыльской, примерно напротив того места, где сегодня стоит здание Белагропромбанка. Там продавали разнообразный инвентарь. Мой сосед был директором магазина, так он рассказывал, что партизаны через своих людей охотно покупали в нём ручные немецкие кузнечные меха и разные другие инструменты, необходимые в лесу.

Много людей работало на немецких предприятиях. А как им было выживать? Ведь продовольственный паёк получали только семьи работающих. Сколько из них было связано с партизанами, сказать трудно, но, видимо, немало. Нередко на работу или в полицию люди шли намерено, чтобы добывать информацию, своих выручать. Меня часто отправляли работать на лесопилку. Она была там, где сейчас стоматологическая поликлиника. Работали там и военнопленные. Так они с помощью подпольщиков оставили в котле кочегарки мину, а сами ушли к партизанам.

Запомнился эпизод зимы 1943 года. По предписанию властей, такие как я, подростки, рано утром собирались на центральной площади. Потом нас на машинах отвозили на работу. В тот день гетто, оно располагалось рядом, было окружено солдатами по периметру, на дороге стояли пулемёты, направленные в сторону ворот. Нас поспешно погрузили в машину. А когда она выехала на улицу Пролетарскую, то мы увидели двух молодых евреек, спешащих в гетто. Ребята стали кричать им, что не надо туда идти, мол, будут расстреливать. Но они почему-то произнесли ужасные слова: «Так нам и надо». Думаю, что сказано это было в состоянии крайнего отчаяния. Охрана спокойно открыла ворота, и девчата исчезли за рядами колючей проволоки. Закончилось всё в тот день массовым расстрелом и сожжением гетто с оставшимися в нём людьми (гетто было уничтожено 8 февраля 1943 года – прим. авт.).

Эпизоды освобождения
Летом 1944 года, уже ближе к освобождению, в городе становилось всё более неспокойно. В огороде я выкопал окоп и перекрыл его брёвнами. Когда немцы начали отступать, вся семья там пряталась, но я выходил посмотреть на обстановку. Видел, как мимо нас проезжали на возах стародорожские полицейские с семьями. Скорее всего, это они разорили наши ульи, что стояли за домом.

Накануне 30 июня немцы метались по городу как зайцы. Пытались ехать в сторону Минска, но потом возвращались и двигались по направлению Баранович. Несколько машин с каким-то грузом они отогнали на соседнюю улицу и сожгли. Первых, кого я увидел из наших, это казаков-разведчиков. Они говорили между собой, что немцы хотели взорвать электростанцию по улице Комсомольской, но им не дали сделать этого.

Потом по улице прошли пехотинцы и артиллеристы. Пока я бегал смотреть за развитием событий, в нашем доме уже расположился штаб какой-то зенитной части. Захожу, а зенитчики по рации переговоры ведут. Помню, что из района деревни Лучники просили поддержки. Там наши части донимала авиация. В ту сторону сразу же направились машины с зенитными установками.

В общем, выбила Красная Армия немца из города быстро, хоть они и оказали серьёзное сопротивление. Разных припасов и оружия на складах бросили они немало. Что касается разрушений, то больше всего домов сгорело на улице Володарского, теперь Богдановича.

 

***

 

После освобождения меня призвали в армию. Воевать не довелось, служил в железнодорожных войсках. В 1951 году, вернулся в Слуцк, работал, создал семью. В родном городе живу до сих пор.

Эти две фотографии сделаны в одном и том же месте, на центральной площади Слуцка, но с разбежкой по времени в три года. На первой фотографии (предположительно 27 июня 1941 года) немецкие войска только что вошли в город. На заднем плане виден дым от пожаров по улице Пролетарской (ныне Ленина). Вторая фотография сделана военным корреспондентом Владимиром Адашевым 2 июля 1944 года. В этот день на площади прошёл парад воинов-освободителей, которых с радостью встречали жители Слуцка.

 

Сергей БОГДАШИЧ
kurjer.info, 2010